потеряшки

Дядя Митя писал(а)
людей похищают на запчасти или -в рабство -делают "укольчик",после чего человек теряет способность к сопротивлению

Он указал Эйно Саари на табурет, сел за стол и взглянул на часы. Было начало первого ночи. Надежда хорошенько выспаться перед завтрашним тяжелым днем печально испарилась.
-- Ну, ладно, -- проговорил он со вздохом, раскрыл дело о Здании, перелистал огромную кипу протоколов, донесений, отношений и экспертиз, отыскал лист с прежними показаниями Саари (43 лет, саксофонист 2-го городского театра, разведен) и еще раз пробежал глазами. -- Ладно, -- повторил он. -- Мне, собственно, требуется кое-что уточнить относительно ваших показаний, которые вы давали в полиции месяц назад.
-- Пожалуйста, пожалуйста, -- сказал Саари, с готовностью наклоняясь вперед и каким-то женским движением придерживая на груди распахивающееся пальто.
-- Вы показали, что ваша знакомая, Элла Стремберг, на ваших глазах вошла в двадцать три часа сорок минут восьмого сентября нынешнего года в так называемое Красное здание,
имевшее тогда находиться на улице Попугаев в промежутке между гастрономическим магазином номер сто пятнадцать и аптекой
Штрема. Вы подтверждаете это показание?
-- Да, да, подтверждаю. Все было совершенно так. Только вот насчет даты... Точной даты я уже не помню, все-таки месяц с лишним прошел...
-- Это неважно, -- сказал Андрей. -- Тогда вы помнили, да
и с другими показаниями это совпадает... Теперь у меня к вам просьба: опишите снова и поподробнее это самое так называемое Красное Здание... Саари склонил голову набок и задумался.
-- Значит, таким образом, -- сказал он. -- Три этажа.
Старый кирпич, темно-красный, как казарма, вы понимаете меня.
Окна, знаете ли, такие узкие, высокие. На нижнем этаже все они закрашены мелом и, как сейчас помню, не освещены... -- Он опять
немного подумал. -- Вы знаете, насколько я помню, там вообще не было ни одного освещенного окна. Ну, и... вход. Каменные ступени, две или три... Тяжелая такая дверь... медная такая старинная ручка, резная. Элла ухватилась за эту ручку и с таким, знаете ли, усилием потянула дверь на себя... Номера дома я не заметил, не помню, был ли номер... Словом, общий облик старинного казенного здания, что-нибудь конца прошлого века.
-- Так, -- сказал Андрей. -- А скажите, вам часто
приходилось бывать на этой улице Попугаев?
-- В первый раз. И, собственно, в последний. Живу я довольно далеко оттуда, в тех краях не бываю, а на этот раз как-то получилось, что я решил Эллу проводить. У нас была вечеринка, я за ней... м-м-м... ну, немножко ухаживал и пошел ее провожать. Мы очень мило беседовали по дороге, потом она вдруг сказала: "Ну, пора расставаться", поцеловала меня в щеку, и не успел я опомниться, как она уже нырнула в этот дом. Я, признаться, подумал тогда, что она там живет...
-- Понятно, -- сказал Андрей. -- На вечеринке вы,
вероятно, пили?
Саари сокрушенно хлопнул себя ладонями по коленям.
-- Нет, господин следователь, -- сказал он. -- Ни капли. Пить мне нельзя, врачи не рекомендуют.
Андрей сочувственно покивал.
-- А вы не помните, случайно, были у этого здания печные трубы?
-- Да, конечно, помню. Должен вам сказать, вид этого здания как-то поражает воображение, так что оно и сейчас стоит у меня перед глазами. Там была такая черепичная крыша и три довольно высокие трубы. Из одной, помнится, шел дым, и я подумал еще тогда, как у нас все-таки много еще сохранилось домов с печным отоплением...
Момент настал. Андрей осторожно положил карандаш поперек
протоколов, чуть подался вперед и пристально, значительно сощуренными глазами уставился на Эйно Саари, саксофониста:
-- В ваших показаниях имеют место несообразности. Во первых, как обнаружила экспертиза, вы, находясь на улице Попугаев, никак не могли видеть ни крыши, ни печных труб трехэтажного здания.
У Эйно Саари, завравшегося саксофониста, отвисла челюсть, глаза растерянно забегали.
-- Далее. Как установлено следствием, улица Попугаев в ночное время не освещается вообще, и потому совершенно
непонятно, каким образом в кромешной ночной темноте, за триста метров до ближайшего фонаря, вы различили такую массу деталей, цвет здания, старинный кирпич, медную ручку на двери, форму окон и, наконец, дым из трубы. Я хотел бы узнать, как вы объясняете эти несообразности.
Некоторое время Эйно Саари беззвучно открывал и закрывал рот. Потом он судорожно глотнул всухую и проговорил:
-- Ничего не понимаю... Вы меня совсем растеряли... Мне это просто и в голову не приходило...
Андрей выжидательно молчал.
-- Действительно, как я об этом раньше не подумал... Ведь на этой улице Попугаев было совершенно темно! Не то что домов -- тротуара под ногами не видно было... И крыша... Я же стоял у самого дома, у крыльца... Но я совершенно отчетливо помню и
крышу, и кирпичи, и дым из трубы -- такой белесый ночной дымок, как будто освещенный луной...
-- Да, странно, -- произнес Андрей деревянным голосом.
-- И ручка на дверях... Такая медная, отполированная многими прикосновениями... этакое хитрое сплетение цветов, листиков... Я бы мог ее сейчас нарисовать, если бы умел рисовать... И в то же время темнота была абсолютная -- я лица Эллы не различал, только по голосу чувствовал, что она улыбается, когда...
В расширенных глазах Эйно Саари появилась какая-то новая
мысль. Он прижал руку к груди.
-- Господин следователь! -- сказал он отчаянным голосом.
-- У меня в голове сейчас сумятица, но я отчетливо понимаю, что свидетельствую против себя, навожу вас на подозрения. Но я -- человек честный, родители мои были честнейшие, глубоко религиозные люди... Все, что я вам сейчас говорю, есть полная и чистейшая правда! Все именно так и было. Просто раньше мне это не приходило в голову. Была кромешная тьма, я стоял у самого дома, и в то же время я помню каждый кирпичик, а черепичную крышу вижу так, будто она вот тут, рядом со мной... и три трубы... И дымок.
-- Гм... -- сказал Андрей и постучал пальцами по столу. -- А, может быть, вы не сами все это видели? Может быть, кто-нибудь вам об этом рассказывал?.. До случая с госпожой Стремберг вам приходилось слышать о Красном Здании?
Глаза Эйно Саари вновь смятенно забегали.
-- Н-н-н.. не припоминаю... -- проговорил он. -- Потом --
да. Уже когда Элла пропала, когда я ходил в полицию... когда был уже объявлен розыск... потом было много разговоров. Не до этого... Господин следователь! -- сказал он торжественно. -- Я не могу поклясться, что я ничего не слышал о Красном Здании
раньше, до исчезновения Эллы, но я могу поклясться, что ничего не помню об этом.
Андрей взял ручку и принялся писать протокол. Одновременно он говорил, нарочито монотонным, казенным голосом, который по идее должен был навеять на подследственного суконную тоску и ощущение неизбежного рока, движимого безупречной машиной
правосудия.
-- Вы сами должны понимать, господин Саари, что следствие не может удовлетвориться вашими показаниями. Элла Стремберг исчезла бесследно, и последний человек, который ее видел, вы, господин Саари. Красное Здание, которое вы здесь так подробно описали, на улице Попугаев не существует. Описание Красного Здания, которое вы даете, неправдоподобно, ибо противоречит элементарным физическим законам. Наконец, как известно следствию, Элла Стремберг жила в совершенно другом районе, далеко от улицы Попугаев. Это, само по себе, конечно, не есть улика против вас, но вызывает дополнительные подозрения. Я
вынужден задержать вас впредь до выяснения ряда обстоятельств... Прошу прочесть и подписать протокол.
Эйно Саари, не говоря ни слова, приблизился к столу и, не
читая, поставил свою подпись на каждом листке протокола. Карандаш дрожал у него в пальцах, узкий подбородок отвис и тоже
трясся. Потом он, шаркая ногами, вернулся к табурету, сел обессиленно и, стиснув руки, сказал:
-- Хочу еще раз подчеркнуть, господин следователь, что
давая показания... -- голос у него сорвался, он снова глотнул.
-- Давая показания, я сознавал, что поступаю себе во вред. Я мог бы что-нибудь выдумать, наврать... Я мог бы вообще не участвовать в розыске -- никто ведь не знал, что я ушел провожать Эллу...
-- Это ваше заявление, -- сказал Андрей равнодушным голосом, -- уже фактически содержится в протоколе. Если вы не виновны, вам ничего не грозит. Сейчас вас препроводят в камеру предварительного заключения. Вот вам бумага и карандаш. Вы можете оказать помощь следствию, да и себе самому, если самым подробным образом напишете, кто, когда и при каких
обстоятельствах говорил с вами о Красном Здании. Безразлично -- до исчезновения Эллы Стремберг или после. Самым подробным образом: кто -- имя, адрес; когда -- точная дата, время суток;
при каких обстоятельствах -- где, по какому поводу, с какой
целью, в каком тоне. Вы меня поняли?
Эйно Саари кивнул и беззвучно сказал "да". Андрей,
пристально глядя ему в глаза, продолжал:
-- Я уверен, что все подробности о Красном Здании вы узнали где-то на стороне. Сами вы его, может быть, даже и не видели. И я настоятельно рекомендую вам вспомнить: кто снабдил вас этими подробностями -- кто, когда, при каких обстоятельствах. И с какой целью.
Он звонком вызвал дежурного, и саксофониста увели. Андрей потер руки, наколол протокол и подшил его в дело, спросил горячего чая и вызвал следующего свидетеля. Он был доволен
собой. Все-таки воображение и знание элементарной геометрии --
полезные вещи. Завравшийся Эйно Саари был ущучен по всем правилам науки.
Следующий свидетель, вернее, свидетельница, Матильда
Гусакова (62 лет, вязание на дому, вдова) представляла собой,
по крайней мере по идее, гораздо более простой случай. Это была могучая старуха с маленькой, сплошь седой головкой, румяными щечками и хитрыми глазами. Она нисколько не выглядела заспанной или испуганной, а наоборот, кажется, была очень довольна приключением. В прокуратуру она явилась со своей корзинкой,
мотками разноцветной шерсти, набором спиц, а в кабинете немедленно взгромоздилась на табурет, надела очки и заработала спицами.
-- Следствию стало известно, госпожа Гусакова, -- начал Андрей, -- что некоторое время назад вы в кругу своих друзей
рассказывали о происшествии с неким Франтишеком, который якобы попал в так называемое Красное Здание, претерпел там
разнообразные приключения и с трудом вырвался на свободу. Было такое?
Престарелая Матильда усмехнулась, ловко выхватила одну спицу, пристроила другую и сказала, не поднимая глаз от вязанья:
-- Было, было такое. Рассказывала я, и не раз, только вот откуда это стало известно следствию, хотела бы я знать... У меня, вроде бы, знакомых среди судейских нет...
-- Должен вам сообщить, -- доверительно сказал Андрей, -- что в настоящее время ведется следствие по поводу так называемого Красного Здания, и мы чрезвычайно заинтересованы войти в контакт хотя бы с одним человеком, который в этом
здании побывал...
Матильда Гусакова его не слушала. Она положила вязанье на колени и задумчиво смотрела в стену.
-- Кто же это мог сообщить? -- проговорила она. -- Вот уж не ожидала!.. -- Она покачала головой. -- И здесь, оказывается, надо соображать, кто да с кем... При немцах сидели -- рты на замке. Сюда подалась -- и тут, значит, та же картина...
-- Позвольте, пани Гусакова, -- прервал ее Андрей. -- Вы, по моему, как-то превратно рассматриваете ситуацию... Вы ведь, насколько я понимаю, не совершили никакого преступления. Мы рассматриваем вас только как свидетеля, как нашего помощника,
который...
-- Э, голубчик! Какие уж тут помощники? Полиция есть полиция.
-- Да нет же! -- Андрей для убедительности прижал руку к сердцу. -- Мы ищем банду преступников! Они похищают людей и,
судя по всему, убивают их. Человек, который побывал у них в лапах, может оказать следствию неоценимую услугу.
-- Да вы что, голубчик, -- сказала старуха, -- вы что, верите в это самое Красное Здание?
-- А вы разве не верите? -- спросил Андрей, несколько опешив.
Старуха не успела ответить. Дверь кабинета приоткрылась, из коридора прорвался гомон возбужденных голосов, и в щель
просунулась коренастая черноголовая фигура, которая кричала в коридор: "Да, срочно! Срочно надо!" Андрей нахмурился, но тут
фигуру вновь втянули в коридор, и дверь захлопнулась.
-- Простите, нас отвлекли, -- сказал Андрей. -- Вы, кажется, хотели сказать, что сами не верите в Красное Здание?
Не переставая работать спицами, престарелая Матильда
пожала одним плечом.
-- Ну, какой же взрослый человек может в это поверить? Дом, видите ли, у них бегает с места на место, внутри у него все двери с зубами, поднимаешься по лестнице вверх --
оказываешься в подвале... Конечно, в здешних местах все может случиться, Эксперимент есть Эксперимент, но это уж все таки слишком... Нет, не верю. Конечно, в каждом городе есть дома, которые глотают людей, наверное, и в нашем без таких домов не обходится, но вряд ли они бегают с места на место... да и лестницы там, как я понимаю, самые обыкновенные.
-- Позвольте, пани Гусакова, -- сказал Андрей. -- А зачем
же тогда вы эти басни всем рассказываете?
-- А почему же не рассказывать, если люди слушают? Скучно же людям, особенно старикам, вроде нас...