Про 37-й год. - обсуждение (685814) на форуме nn.ru

07.05.2009

Сейчас книжку верстаю, ее моя покойная двоюродная бабушка написала - ее воспоминания (ей в 37-м было 14 лет). Вот глава, про 37-й год:

Этот год нам опять принёс большое горе. Жили мы не подозревая, какая злая доля нам готовится. В этом году я закончила 7 классов, окончила школу. Поступила в школу ФЗУ, решила приобрести профессию токаря, конечно об этой профессии я и понятия никакого не имела. Сдав успешно вступительные экзамены 1.10.1937г, я приступила к занятиям. Через полтора года я буду иметь профессию, работать и зарабатывать деньги. Мария (это одна из ее сестер, из всего 4 было) поступила на работу в ЦЗЛ курьером. Жизнь наша высвечивала хорошую перспективу. Но 10.10.1937 на нас обрушилась страшная беда, которой мы никак не ожидали и не предполагали. У нас был в гостях двоюродный брат с женой и сыном. 1010.1937г. собирались ехать домой в Кинешму. 9.10.1937г. в честь этого было застолье. Папа вёл себя как-то странно, очень волновался, плакал, говорил, что, мол на него напала тоска и он не знает куда себя деть. Мама отнесла всё это насчет выпитой водки. Утром, проснувшись, гости стали собираться домой, мама с папой на работу, а мы все на учёбу. Раздался резкий стук в дверь. Вошли трое в форме МГБ и предъявили ордер на обыск. Искали оружие, но это был только предлог. Нищенская наша обстановка говорила сама за себя. Они пришли арестовать нашего отца. Мы все были в шоковом состоянии. Бедность нашего жилища, и дети 4 человека, этих людей не смущало. Мы все плакали, а гости наши потеряли дар речи. Отца увезли на «чёрном вороне» и надолго.

Для нас настали чёрные дни тоски и ожидания. Чего ещё более страшного, ходили слухи один одного страшнее. Шли повальные аресты, забирали не только мужчин, а и их жён. Семьи репрессированных выгоняли из жилища. Маме было 39 лет, а нас было четверо. Никто ещё в дом не принёс ни копейки. Мне должна быть стипендия 53 руб.(5р.30), а Марии такая же зарплата. Мама работала в больнице № 23 в инфекционном отделении санитаркой, зарплата 130 руб.(13р). О судьбе отца мы ничего не знали. Где он, что с ним, никто ничего нам не давал никаких справок. Досужие люди лезли с расспросами, за что посадили отца, и что, мол, невинных не сажают. Старались, как можно поглубже запустить своё ядовитое жало в наше сердце. Боль и обида душила нас. Безысходность нашего положения с каждым днём всё больше и больше давала знать. Всё эту тяжесть, в основном, несла на своих хрупких плечах наша бедная и мужественная мама. Она работала по 2,3,4, смены подряд. Гале было 12, а Вале 10 лет. Мы знали и твёрдо верили, что отец ни в чём не виновен, и что это какое-то недоразумение, и скоро выяснится. Но время шло, а положение не менялось. Позже мы узнали, что на него был ложный донос и написал его житель нашего барака Арбузов Сашка, комсомолец из раскулаченных. Всё так просто решил чужую судьбу, посадив человека невинного отца 4-х детей.
Однажды, спустя более полгода, в нашу дверь постучался человек и спросил маму. Дома я была одна, он позвал меня за собой и быстро удалился из барака. Уйдя далеко в поле, он отдал мне письмо от отца. Рассказал об отце. Это был Христов Михаил Васильевич, который тоже сидел в одной тюремной камере с отцом и сумел нелегально вынести это письмо. В письме говорилось, что папу судила тройка за измену родине и присудили 10 лет тюремного заключения, и что разрешили ему один раз в месяц передать передачу: сухари, лук, чеснок, сахар и чистое бельё, вот всё, что мы могли передать ему, на большее средств у нас не было. Боль и горечь, капля за каплей вливались в нашу жизнь. Очень ограничены в средствах. Питались скудно. Валя с Галей ослепли, есть такая болезнь куриная слепота. С наступлением ночи они не могли видеть. Одежда и обувь подносились и имели плачевный вид. На маминых старых валенках было столько заплат, что не видно было и самих валенок. Пальто её тоже было в не лучшем состоянии. Один раз в месяц мы стали носить в тюрьму передачу. Написали прошение о пересмотре его дела. Но ответа не приходило.
В последствии отец рассказывал, как добивались признания у заключённых. Это карцер, холодный пол и сверху капля за каплей тебе на голову течёт вода, ни сесть, ни лечь, стоя сутки, пока хватит сил. Били резиновой палкой, иголки под ногти. Выдёргивали волосы из половых органов, человек был не в состоянии выдержать всего этого. И сам себе подписывал приговор, и нередко смертельный. Расстреливали много. Вызывали ночью, только слышан был душераздирающий крик. Очень много народа умирало прямо в камерах. Камеры были набиты до отказа, сидели на полу, и не было возможности вытянуть ноги или лечь. Посреди камеры стояла параша, зловонье от которой наполняло воздух в камере. Дизентерия косила людей, и никакой помощи не оказывали. Сидели профессоры, учёные, очень много священников, высшие чины военные и гражданские и такие работяги, как наш отец.

Ответить

Ссылка на сообщение