Директор ИПФ РАН А.М. Сергеев избран президентом Российской академии наук

В Москве завершились выборы нового президента Российской академии наук, по итогам двух туров победителем стал директор нижегородского Института прикладной физики физик Александр Сергеев. Во втором туре он набрал 1045 голосов, опередив набравшего 412 голосов Роберта Нигматулина, научного руководителя Института океанологии имени П.П. Ширшова. Выборы президента РАН должны были состояться еще в марте, но тогда нынешний глава академии Владимир Фортов неожиданно снял свою кандидатуру. В научных кругах обсуждалось, что он сделал это под давлением одного из кандидатов — Владислава Панченко, ставленника Михаила Ковальчука. В итоге Панченко не прошел даже во второй тур, набрав всего 204 голоса. The Insider поговорил с академиками и член-коррами РАН и выяснил, довольны ли они исходом кампании.

Борис Кашин, депутат от КПРФ, профессор математики, академик Российской академии наук:

Я удовлетворен результатами голосования, это был мой кандидат, прямо скажу, хотя выбор был непростым, потому что все 5 кандидатов — серьезные ученые, и в их пользу приводились весьма серьезные аргументы: в частности, Жорес Иванович Алферов, который является для меня бесспорным авторитетом, предлагал кандидатуру академика Красникова.

В итоге большинство поддержало академика Сергеева — это в каком-то смысле знаковое событие, потому что люди высказались в пользу сохранения лучших традиций Российской академии наук, и в то же время за быстрые серьезные изменения в ее работе. Важнейшим итогом выборных дискуссий стало полное единодушие в оценке прошедшей реформы РАН. Я считаю, что это была опасная авантюра, негативно ее оценивают 99% академиков, и власти надо сделать свои выводы. Программа Сергеева призвана преодолеть последствия этой реформы, которые поставили академию на грань существования. Ее главный негативный момент — потеря связи академии с институтами, что конкретно влияет на научную деятельность. Дело в том, что сейчас ученые, воспитанные в академии, став директорами институтов, оказались один на один с чиновниками.

Если раньше РАН прикрывала их и ограничивала возможности чиновников влиять на научный процесс, то сейчас чиновники просто дают команду: надо сократить, допустим, столько-то человек, чтобы отчитаться перед президентом о том, что зарплата стала в два раза больше, чем средняя по региону. Обстановка нервная, ведь чиновники могут оценивать работу ученых только по численным показателям, нигде в мире так науку не оценивают, и с этим надо разбираться и вносить коррективы в закон о РАН.

Вторая вещь, которая мне очень близка в программе Сергеева — оценка государственной политики: борьба с вестернизацией, то есть слепым копированием Запада, которое продолжается несмотря на то, что Запад сделал все для того, чтобы испортить отношения с Россией. Нам необходимо опираться на собственные силы.

Но главное — надо сделать все, чтобы академия могла наладить отношения с властью, не потеряв самостоятельность — зависимая от власти РАН не нужна ни России, ни науке. Давайте вспомним, как принимался и обсуждался закон о Российской академии 2013 года. Это была беспрецедентная ситуация, когда втайне, как спецоперацию, подготовили текст, надеялись на блицкриг, чтобы привести РАН к полному уничтожению после почти 300 лет истории ее существования. Однако, к счастью, и ученые вышли на улицу, и мировая научная общественность очень бурно отреагировала на происходящее.

Надеюсь, что сейчас Путин понимает, что он дал добро на очень вредное дело, и этот черный период должен закончиться, хотя заинтересованности власти в работе с новым президентом РАН я тоже пока не вижу. Сошлись ли интересы властных кругов, путинского окружения, детали мне не известны, но помощник президента Фурсенко сделал все, чтобы угробить и российское образование, и академию. Не только РАН, сама политика по отношению к науке направлена на ее полное уничтожение: у нас вводятся эффективные контракты, заслуженных профессоров берут на контракт на полтора года, обещают им невысокую зарплату, и при этом они обязаны написать две статьи в каком-то журнале так называемым «импакт-фактором». Это уже не наука, когда человек пишет статьи, лишь бы сохранить источник для существования, это маразм!

Ситуация сложилась абсурдная — как можно поднять зарплату ученым и не увеличивать финансирование? Задача такая поставлена, денег больше не стало, поэтому решить ее можно одним способом — сократить число ученых, и этот процесс идет. Научного работника заставляют переходить на полставки, чтобы сохранить ему зарплату.

В этом году по информации профсоюза РАН общие расходы на науку снижаются. И, обращаю внимание, что некоторым специалистам, работающим при властных структурах, деятельность которых абсолютно непрозрачна, платят бешеные зарплаты, а многие направления, весьма актуальные для народного хозяйства, влачат жалкое существование. Я сидел на сессии с директором Института сахарной свеклы, он мне сказал, что сотрудник получает 15.000 рублей — и это в то время, когда качество сахара, который потребляют наши граждане, резко хуже, чем то, что имеется в Европе. Естественно, при нищенском существовании никто из молодежи в науку не хочет идти.

У нас принят специальный закон о «Сколково», который устроен так, что отчитываться они ни перед кем не должны. Дело не только в этом, хотя Академия наук, как ведущий орган, должна знать, что там происходит, но наука может развиваться только в открытой дискуссии.

У нас принят особый закон о Курчатовском институте, который тоже ни перед кем не отчитывается, и директор которого Ковальчук переведен в так называемые президенты и тоже бесконтролен. Какое финансирование в эти структуры идет, как оно распределяется, непонятно, но по данным источников, оно в разы больше, чем в среднем по научному сектору, и даже существенно выше, чем в ведущих вузах страны. У нас абсолютно необъяснимый диспаритет зарплат, в Московском университете профессор, доктор наук с мировым именем получает 55 тысяч, в Высшей школе экономики, которая работает на нашу власть — в разы больше. Почему — объяснить никто не может.

Существует профсоюз Российской академии наук, который много сделал для того, чтобы защитить права ученых. Именно он в свое время поставил вопрос о зарплатах, которые в 90-е годы были вообще нищенскими, но в ситуации, когда профсоюз имеет дело с чиновниками, его возможности ограничены. ФАНО говорит, что мы долго исполняем указания, нормативная база формируется в Министерстве образования и науки, а те кивают еще и на правительство. Если бы не было протеста ученых в 2013 году, то академию наук, наверное, бы угробили. Поэтому, конечно, очень важно, чтобы академики сказали свое слово.

Андрей Воробьёв — первый министр здравоохранения РФ в 1991-1992 гг. академик РАН и РАМН, профессор, доктор медицинских наук, директор НИИ гематологии и интенсивной терапии:

У меня к этим выборам поганое отношение, начиная с дурацкого решения правительства выбросить двух кандидатов, кончая общей обстановкой. Почему они решили от них избавиться? Зачем? Непонятно.

Обстановка скверная, и все ратуют за то, чтобы выбирали крупного физика или химика, а на самом деле надо выбирать человека с широким кругозором, который обратит внимание на гуманитарную составляющую нашей культуры. Мы находимся в глубокой дыре в культурном плане. сравнивать нашу теперешнюю непонятно какую страну с Советским Союзом невозможно. Там была необыкновенная музыкальная и артистическая культура. Я не буду называть имена, хотя и могу это сделать, но та пошлятина, которая несется сегодня с телеэкрана, была немыслима в Советском Союзе. Это все не игрушки и не шуточки, потому что, несомненно, открытие наночастиц — очень важно, но это не культурный фронт страны, а именно на нем мы проигрываем.

Недаром мы находимся на предпоследнем или последнем месте по уровню здравоохранения в мире. На первом Сингапур, а на последнем мы, и это не результат каких-то научных провалов, это чисто культурный провал. И нашему будущему президенту я бы, конечно, пожелал обратить внимание именно на это.

Все равно научные открытия делают в лабораториях, они не нуждаются в поощрении начальства, это другая тема, а общий культурный фон очень много значит. Именно поэтому у нас в Советском Союзе был очень высокий уровень культуры, несмотря на то, что возглавлял страну крупнейший бандит в мировой истории — Сталин, которого теперь приукрашивают. Я жду от нового президента внимания к общему развитию академии, а добывать деньги — да не надо ему заниматься этим, это другие люди делают!

Алексей Котов, доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент РАН:

Из того, что было возможно, Сергеев — лучший кандидат. Конечно, с точки зрения эмоций хотелось бы голосовать за Нигматуллина, потому что он такую пламенную речь задвинул, он такой борец, но все-таки с шашкой на амбразуры идти — за это можно очень сильно получить.

Сергеев гораздо более взвешенный. Он представитель именно академического сообщества, в отличие от других кандидатов. Среди кандидатов были, например, Каблов и Красников — в последнее время они стали директорами каких-то институтов и объединений, но в целом это такие дельцы. Каблов (меня это сильно порадовало) лет десять работал секретарем парткома на каком-то предприятии, а потом переквалифицировался в околонаучные бизнесмены, стал что-то активно разрабатывать. Как-то в мою политическую концепцию подобное не очень укладывается…

Панченко прокатили с треском. Считается, что он был потенциальным кандидатом власти, но сложилось ощущение, что никакого консолидированного мнения власть не высказала, а давление если и было, то самое минимальное. Мне кажется, провал был отчасти связан с его выступлением. К примеру, какие-нибудь медики и особенно агрономы, которых было достаточно много, про Панченко никогда в жизни не слышали и сделали выводы из его предвыборной программы.

Вот Нигматуллин, в моем понимании, на 100% выиграл в плане предвыборной программы, потому что он задвинул такую пламенную речь «я вот такой» (он депутат, был в ПАСе), вот «я тут выбил такое», «я не прогибаюсь, но при этом доказываю, что я нужен, и вот Путин дал миллиард на флот, и поэтому он не загнулся, и так далее, и я примерно так же себя буду вести на посту президента РАН». Второе место, по моим соображениям, занял Сергеев, который достаточно спокойно говорил, но со знанием дела. А третье, скорее всего, занял Красников, один из сильных, процветающих на наукоемком производстве, людей.

Панченко же просто слил свой доклад полностью, потому что если бы он сказал что-нибудь типа: «ребята, давайте мы примем то, что нам власть навязывает, и она нам за это денег даст», может быть, за него проголосовало бы больше. А он начал докладывать, как Брежнев на каком-нибудь съезде КПСС: все вроде правильно, но только вообще непонятно о чем, и это повлияло. И на результат Нигматуллина совершенно однозначно, потому что Нигматуллин во втором туре собрал 400 с лишним голосов. Это означает, что за него проголосовали люди, которые не очень хорошо его знали, но которым понравилась его предвыборная программа, поэтому он прошел во второй тур, получив больше всех остальных вместе взятых, после Сергеева.

Возможно, преимущество Сергеева в том, что он достаточно новый человек, потому что его выдвинула некая инициативная группа и только потом поддержал президиум, и Фортов в итоге сказал на собрании: «те, кто хотели голосовать за меня, голосуйте за Сергеева».

Конечно, Фортов сотни голосов ему собрал, но при этом Сергеев, наверное, самый лучший из кандидат из тех, что были. Тем более, он со временем, возможно, получит Нобелевскую премию, ведь его институт участвовал в открытии гравитационных волн. Правда, сам он не занимается гравитацией, он просто делал какие-то лазеры, но это и неважно, главное, что он участвовал в этом проекте.

Сергеев — это такой процветающий ученый, его институт совершенно точно процветает. Они реализуют мегапроекты, получают кучу денег, причем сочетают фундаментальные исследования, от которых, возможно, абсолютно никакого толку вообще никогда не будет, с совершенно практическими задачами — в том числе, военными разработками. В общем, это оптимальный кандидат, и правильно, что его выбрали.
===