С таким диагнозом лучше умирать дома? Рассказываем о паллиативном отделении в Нижнем Новгороде

Моя бабушка умирала в больнице, страшный диагноз — рак — стал известен буквально за неделю. Слова врачей глухо отдавались в голове: прогноз неблагоприятный, опухоль неоперабельна, везде метастазы... Совсем неожиданно и странно было слышать: «Мы ее выпишем, с таким диагнозом лучше умирать дома». Но ведь оставаться один на один с этим в четырех стенах ещё страшнее. Ты ведь просто не знаешь, как помочь родному человеку и уменьшить его страдания. Оказывается, как раз для этого существует отдельное медицинское направление — паллиативная помощь. Сегодня мы расскажем, что она из себя представляет, а также кто и как может ее получить.

Руководитель центра паллиативной помощи больницы № 30 Елена Введенская ведет нас по своему отделению. В каждом ее слове чувствуется, что для нее это не просто работа, она живет своим делом.

— Одна из главных проблем, с которой мы сталкиваемся, — люди просто не знают о нас. Нужно время, чтобы они поняли, что это за отделение, что тут помогут — и не боялись к нам идти. Мы сейчас только подходим к этому. Поэтому к нам поступают запущенные больные, умирающие. У нас почти все пациенты через два месяца уходят из жизни. Ведь их к нам направляют поздно. Мы должны раньше начинать бороться с болью, тогда она лучше поддается, и это облегчает жизнь человека, — рассказывает она.

Это отделение — не хоспис, но 10–15 из 35 коек обычно заняты онкобольными.

— Паллиативная помощь вообще началась с онкологии, когда человек со страшным диагнозом от боли лез на стенку, но невозможно было облегчить его страдания, потому что наркотические препараты во всем мире были недоступны. Началось движение врачей за то, чтобы была возможность получить достаточно наркотических анальгетиков, — описывает Елена Станиславовна. — Сейчас паллиативная помощь оказывается людям и с другими диагнозами: СПИД, ВИЧ-инфекция, деменция, нарушения мозгового кровообращения, рассеянный склероз, хронические заболевания легких и т. п.

Я вспоминаю, что для знакомой нашей семьи, у которой обнаружили рак несколько лет назад, то, что врачи вместо химиотерапии заговорили о хосписе для нее, означало только одно — конец. И в тот же день ее не стало. Я вздыхаю: выходит, попасть сюда — смертельный приговор.

— На самом деле и из хосписов, бывает, выписывают, и у нас в отделении не должны пациенты доживать последние дни, — говорит Введенская. — Мы должны провести поддерживающую терапию, снять болевой синдром и облегчить жизнь человека с неизлечимым диагнозом. Конечно, только на время.

Мы стоим в стерильном коридоре отделения, с хорошим ремонтом и тяжёлым больничным запахом. Такой бывает в больницах, где много лежачих больных. И только цветы в горшках придают немного домашнего уюта.

— Это волонтеры принесли, — кивает на них Елена Станиславовна. — Все думают, что волонтерство у нас — это только прийти горшки выносить или умывать больных, а вы принесите яблок — это тоже волонтерство.

Мимо проходит пациент с огромной опухолью на плече.

— Вот этот молодой человек лежит у нас третий раз. У него саркома, которую нельзя удалить. Он без места жительства, из интерната. Ложится время от времени к нам, и мы поддерживаем его состояние… Так что у нас пациенты не обязательно сразу умирают, — рассказывает врач.

Других больных в коридорах нет: почти все лежачие, поэтому только спешат из палаты в палату медсестры, на ходу решая вопросы с родственниками и врачами. Мимо проходят две заплаканные женщины.

— Да вы что! Ему это нельзя, — доносится фраза из разговора с медсестрой. — Принесите лучше...

Мы проходим дальше.

— Родственники могут несколько раз за день подходить, чтобы поговорить с врачом, — продолжает медик. — И вот ты снова и снова объясняешь, что возможности медицины исчерпаны, а он не хочет принимать то, что его родной человек уходит и ничего нельзя сделать. Это тяжелый разговор, он отнимает силы. Я стараюсь сама говорить с родственниками. Объяснять, что мы можем только поддержать состояние больного: он будет получше есть, двигаться, его перестанет тошнить, но это только на какой-то промежуток времени… Это нужно говорить, чтобы человек не ждал в надежде, что его близкого положили в больницу и через месяц ему станет лучше, он поправится… Приходится сообщать и самую плохую новость. Сегодня вот умер мужчина, и психолог помогала его жене справиться с болью утраты.

Пока мы разговариваем, работа не останавливается, к Елене Станиславовне то и дело подходят посоветоваться подчиненные.

— Случайные люди здесь работать не могут. Это очень тяжело все время наблюдать страдания людей. Да и физически очень непросто. Только представьте: в московском хосписе подсчитали, что медсестра за сутки перекладывает около тонны груза, когда переворачивает лежачих больных, — рассказывает она. — Медикам, которые приходят только деньги зарабатывать, здесь не место. Я пригласила к нам работать именно этого онколога, потому что знаю, что он посмотрит как следует, если нужно несколько раз подойдет, после работы задержится и обязательно разберется с каждым случаем.

Мы доходим до комнаты, в которой находится выездная служба паллиативной помощи. В отделении 30-й больницы работают две бригады.

— Всех потенциальных пациентов осматриваем на дому и решаем: госпитализировать или нет. Обслужить вызов мы должны в течение 48 часов, не как скорая помощь. Поэтому в экстренных случаях надо вызывать скорую, — поясняет врач. — Но мы стараемся вызов не откладывать. Обычно сразу едем, если что-то серьезное. Ведь чтобы снять боль у онкобольного, надо не просто назначить сильное обезболивающее, но и понять, какой именно препарат и в какой дозировке подойдет. У этой боли сложные механизмы, не всегда у терапевта скорой помощи есть время, чтобы досконально разобраться в каждом случае.

Понимая, что в таком отделении человек в критическом состоянии действительно оказывается в надежных руках, я спрашиваю у главврача больницы № 30 Ивана Романова, а как вообще сюда можно попасть.

— Ключевой момент — когда собирается врачебная комиссия в поликлинике, которая решает вопрос о том, нужна ли больному паллиативная помощь. Его судьбу не может решить один врач, это должен быть консилиум, — поясняет Иван Романов. — И врачи должны понять: человек в тяжелом состоянии и ему нужна активная медицинская помощь, возможно, реанимация, которая может «вытащить» его. Или возможен только другой путь — паллиативная помощь.

А это сейчас: хосписы, отделения паллиативной помощи, отделения сестринского ухода и оказание такой помощи на дому. В зависимости от состояния и нужд человека врачи подбирают подходящий вариант. По закону вся паллиативная помощь — бесплатная.

В нескольких регионах (Москва, Санкт-Петербург и другие) пошли по пути создания хосписов, наша область сосредоточилась на открытии отделений сестринского ухода. Также сейчас в Нижнем Новгороде появился благотворительный фонд помощи хосписам и паллиативным отделениям «Маяк», который своей миссией видит создание хосписа в нашем регионе. Ведь паллиативная помощь ежегодно нужна практически 5 тысячам нижегородцев с диагнозом «онкология», а государственного хосписа нет.

— Упор сейчас в принципе нужно делать на домашние условия, выездные службы, — считает главврач. — А стационар нужен больному, когда требуется врачебное вмешательство, именно поэтому он и располагается в многопрофильной больнице, где разные специалисты окажут ему помощь.