Технологии и человек. Как лифты изменили жизнь целого города

Лифты сделали Нью-Йорк особенным: они позволили изменить привычное городское пространство и создать новые сообщества. Как технологии влияют на жизнь человека в этом городе, на этой планете? И так ли бездушен и пуст становится мир, опутанный сетью проводов?

В начале декабря в Волго-Вятском филиале Государственного центра современного искусства в Нижнем Новгороде состоялась лекция «Беспилотники, лифты и небоскребы: как социология техники помогает понять логику города?». Социолог Виктор Вахштайн рассказал, как изучение феноменов технического порядка позволяет лучше понять логику развития городского пространства. Редакция NN.RU публикует выдержки из его выступления.

Синдром больного здания. Почему вид из окон – это ещё не всё

СПРАВКА. Виктор Вахштайн. Кандидат социологических наук, профессор, декан факультета социальных наук МВШСЭН, декан философско-социологического факультета Института общественных наук РАНХиГС, главный редактор журнала «Социология власти».

Технологизированный кошмар

В книге «Вещь», опубликованной в 1950 году, философ Мартин Хайдеггер описывал свой самый страшный кошмар – технологизированное будущее: «Все временные и пространственные дали сжимаются. Куда раньше человек добирался неделями и месяцами, туда теперь он попадает на летающей машине за ночь. О чем в старину он узнавал лишь спустя годы, а то и вообще никогда, о том сегодня радио извещает его ежечасно в мгновение ока… Далекие становища древнейших культур фильм показывает так, словно они прямо сейчас расположились посреди людной площади... Предел устранения малейшего намека на дистанцию достигается телевизионной аппаратурой, которая скоро пронижет и скрепит собой всю многоэтажную махину коммуникации».

Кошмар Хайдеггера, его антиутопия, - это мир, который настолько технологизирован, что все связано со всем. Больше не требуются месяцы, годы, чтобы добраться из одной точки в другую. По мнению философа, это ужасное будущее, поскольку техника по логике своего развития нацелена на устранение дистанции между людьми. В естественном состоянии, считает Хайдеггер, есть далеко и близкое, есть связь между вами и вашими любимыми вещами, между вами и людьми, - это мир повседневности, когда вам что-то близко и что-то чуждо. Пока существует близкое и далекое, человеческое существование сохраняет свою экзистенциальную опору. Как только исчезает далекое, пропадает и близкое. В мире, где вам ничто не чуждо, нет ничего родного. Антиутопию недалекого мира философ связывает с техникой, которая стирает границы.

Почему Хайдеггер оказался неправ? Отчасти ответом на этот вопрос является проект Массачусетского технологического института (MIT) под названием Human Network («Сеть человеческих взаимоотношений»). Ученые построили альтернативную карту Британских островов, исследовав направления, в которых совершались звонки из разных точек страны. Получилось, что география регионов – совсем другая. Из Лондона люди звонят в разные точки страны. Уэльс не является самостоятельным регионом. Шотландия практически самодостаточна. Границы регионов, которые будут проведены на основе этих данных, были бы гораздо более своеобразны, но более близки к жизни, чем грубое государственное членение. Хайдеггеровской идее неблизкого мира оказалась противопоставлена другая идея: что новые технологии создают новые границы, а не стирают их.

«Сцепка» и «расцепка»

Но все же в чем-то Хайдеггер был прав. Технологии также связаны с понятием «расцепленности», которая не всегда приятна. В средневековье человек, отправляющийся в путешествие, брал с собой деньги. Это была ситуация «плотной сцепки», когда вещь (кошелек с деньгами) была при владельце (висел у него на поясе). Столетия спустя кошелек на поясе превратился сначала в расписку, затем – в банковскую карту. Чтобы снизить уровень тревожности владельца сбережений, обеспечить его безопасность и повысить надежность хранения денег, карту стали «привязывать» к мобильному телефону. Таким образом, возникло состояние «расцепления», когда человека и его средства стало разделять большое количество дополнительных. Остроумные изобретатели придумали решение. Они создали «умный кошелек», который блокирует доступ к своему содержимому, если человек потратил больше, чем нужно. Сбережения снова стали материальными.

Другой, более яркий пример «расцепленности» - это дроны, беспилотники. С их помощью американские вооруженные силы проводили наземные спецоперации в Афганистане и Ираке. Дронами управляли солдаты, сидевшие на военной базе, в штате Невада. Их действия были расписаны по часам: солдаты выполняли задания (взрывали, сопровождали, убивали), делали обеденный перерыв и возвращались к своей работе. В 2013 году журналист Мэтью Пауэрс провел расследование и выяснил, что в подразделении, которое занимается дронами, большая «текучка». Оказалось, что 63% «пилотов» страдают от ярко выраженного посттравматического синдрома (у обычных боевых пилотов такого не наблюдалось). Ещё 20% личного состава уходили с работы из-за эмоционального выгорания. В течение двух лет их обучают, в течение трех месяцев они «выгорают». Действие, которое осуществлял человек, происходило на другом континенте. При этом «пилот» в полной мере не являлся субъектом действия, не мог взять на себя в полной мере ответственность или избавиться от неё.

Мир, очерченный пунктиром

Всякая сцепка одновременно является расцеплением, прекращением одной ситуации взаимодействия и заменой её на другую. Когда человек достает телефон, он начинает одну коммуникацию (в виртуальном мире) и прекращает другую (отключается от реальности). Техническая эволюция – это движение не от простого, а от комплексного к сложному. Комплексное взаимодействие – это жизнь бабуинов. У них нет стен, перегородок, символических границ. В кругу бабуинов любая особь может подключиться к взаимодействию других.

Наше взаимодействие всегда имеет границы, оно четко структурировано. В одном помещении читают лекцию, в другом отмечают публикацию книги, в третьем – кафе. Если бы все эти люди находились вместе, им бы пришлось устанавливать границы в общении (одни обсуждали бы книгу, другие слушали лектора, третьи заказывали кофе). У нас есть способность дислоцировать, размещать, разделять разные форматы взаимодействия. Наше общение имеет разные форматы, разделено стенками. Пример, когда этот фрейм, эта рамка пропадает, - действия пассажиров московского метро в случае его поломки. Если завтра отключить в столице метро, две трети её жителей не найдут дорогу домой. Другой пример – когда человек стоит в очереди к банкомату. Чтобы не смущать того, кто стоит перед ним, он достает из кармана смартфон (техника используется для обозначения границ).

Вместе с тем, теперь понятие «находиться где-то» стало очень размыто. Человек, который много путешествует, имеет другое представление о границах, чем тот, кто делает это редко. Непонятно, посещал ли страну человек, который был только в её аэропорту. Также неясно, живет ли в Москве человек, который пересекает её не иначе как на метро.

Автономный город

Нью-Йорк – это 12 авеню, 165 улиц, четкая, внятная решетка из нескольких тысяч кварталов. Проектировщики этого города стремились к тому, чтобы в нем никогда не возникло ассемблированное, единое, централизованное пространство. Главная идея проекта – расцепить кварталы, сделать так, чтобы каждый «квадратик» мог существовать автономно, был непохож на другой. Похожая идея существовала при строительстве микрорайона «Соцгород» в Горьком.

«Решетка» позволяет порезать город на куски. Это расцепление, при котором тотальное, унифицированное пространство невозможно. Так возникает Мэдисон Сквер Гарден – дом размером с квартал, гигантская территория с ипподромом, рестораном на крыше и так далее. В Нью-Йорке «разрез» проходит не по границе кварталов, а по фасадам зданий. Более того, происходит расцепление между этажами. Функциональное зонирование дома (склад внизу, бассейн наверху, жилые помещения посередине и так далее) меняется.

Важнейшую роль в облике Нью-Йорка сыграли лифты. В одной из карикатур город изобразили как множество ферм, поставленных одна на другую. Основой их сцепления стали именно подъемные механизмы.

Есть версия, что лифт изобрел Кулибин. Но это не самое важное. Сложнее было создать не лифт, а тормозной механизм. Чтобы в случае, если лифт падает, никто находящийся в нем не разбился. Эту задачу в конце XIX века решил Элиша Отис. Он создал механизм block breaks, колодочный тормоз, который срабатывает при подъеме-спуске грузов. Таким образом, стало возможно строить лифты и дома с бесконечным количеством этажей.

На протяжении столетий у архитекторов существовала обязанность: привести экстерьер и интерьер здания в соответствие. Теперь все стало иначе. Началось расцепление фасада, экстерьера и интерьера. Банк не похож на банк, церковь – на церковь. Нью-Йоркская архитектура порвала с моральными обязательствами. Здание стало архипелагом этажей, Нью-Йорк – архипелагом кварталов.

Когда начинается процесс расцепления, автономизация человеческого взаимодействия, мы сталкиваемся с шизоидностью технологического мира. В нем больше нет универсальных рамок, объединяющих людей. Пространство раздроблено. Уже нет единого пространства, соцгорода. Но это ни хорошо, ни плохо. Просто изменился вектор социальных взаимодействий.