Журналистка Наталья Барабаш написала в «Фейсбуке» пронзительный пост о смерти потомственного врача Галины Орловской в Боткинской больнице. С разрешения автора публикуем его с сокращениями.
Галка Орловская должна была стать врачом. У нее просто не было выбора
Она засыпала и просыпалась под разговоры об ампутациях, раздробленных костях черепа и прободении язвы. Ее отец был блестящим хирургом — лучшим во Владивостоке, Приморском крае, и одним из лучших — в стране. У него были талантливые, чуткие, как нос спаниеля, руки. И острый быстрый ум. Те, кто уже умирал, у него выживали. Те, кто никогда не должен был встать с инвалидного кресла, начинали ходить.
Что Галка будет врачом, никто не сомневался.
И она им стала. Выбрала аллергологию.
— Мы же любим детективы? — говорила она мне. — Аллергология — сплошной детектив. Знаешь, как иногда сложно вычислить этот чертов аллерген! Целое расследование!
Когда мы собирались втроем: я, Галка и еще одна наша любимая подружка с детства Санька, которая стала офтальмологом, разговоры шли только о больных. Лечении. Сложных случаях.
Один раз она буквально спасла от смерти мою сестру. У нее две недели была температура 39. И ужасное самочувствие. Врачи решили, что у нее — почечное воспаление. Лечение не помогало. Позвонили Галке. Она приехала. Осмотрела. Послушала.
— Бегом на рентген! — сказала. — У тебя в легких хрип!
Оказалось — тяжеленная пневмония...
Да сколько в ее практике таких случаев! Как-то уже здесь, в Москве, когда я в очередной раз уговаривала ее бросить хотя бы одну работу (в районной поликлинике она получала за консультации где-то 7 тысяч рублей), она вздохнула:
— А кто будет с моими бабульками так заниматься! Беседовать. Выспрашивать. А потом — мне же самой интересно.
Ей всегда было интересно с больными. Она обожала подробно рассказывать каждому, откуда берется его болезнь. Как с ней теперь надо обращаться. Договариваться.
Больные ее обожали. При этом Галка, как и ее родители, была вообще не про деньги. Эти блестящие врачи всегда жили очень скромно. Галка получала копейки на двух работах. И ничего не брала у пациентов. Если честно — думаю, ей даже не очень предлагали. Больные сразу чувствуют, когда врач лечит в удовольствие. Как-то к ней пришел очень-очень богатый и очень запущенный пациент с жуткими язвами и хрипами в легких. Еле дышал. Ему ничего не помогало. Он потратил на лечение сумму, равную однушке в Москве. Аллерген никто не мог найти. Галка первая догадалась, что надо спросить: что он ест-пьет не накануне приступа, а дня за три до него. Оказалось — аллергия на противопохмельное, у которого такой длинный срок действия.
— Он хоть тебе что-то подарил? — спросила я.
Галка засмеялась.
— Нет. Он еще недовольно меня отчитал: «Вы хотите сказать, что я два года ездил по самым дорогим клиникам, потратил кучу бабла, а вы за полчаса все поняли?!»
Как-то я спросила Галку: и сколько человек ты спасла? Ну вот так, чтоб реально от смерти?
Она задумалась. Потом засмеялась.
— Не хочу считать. Но с чем там — она кивнула наверх — предстать, наберется...
Семь лет назад они с Санькой и с мужьями поехали отдыхать в Италию. И там по дороге к Помпеям Галка потеряла сознание прямо в машине. Приехала скорая, отвезла в больницу. Ничего не нашли, но велели провериться на родине.
Когда после той поездки Галка проверилась в Москве, у нее нашли очень опасную раковую опухоль в голове. Но операцию сразу делать не стали. Наблюдали. И весь этот год наблюдений она ничего никому не говорила: ни мужу, ни дочкам, ни нам. Лехе сказала, что идет на операцию вечером накануне. Не хотела, чтобы все зря волновались. А нам потом пояснила: я думала, вдруг помру. Леха тогда на даче останется с друзьями, а не один.
По злой гримасе судьбы Лехин друг и их сосед умер от рака два года назад. А Галка, несмотря на то, что стала слабенькая, все так и ходила на свои две работы. Лечить. Спасать.
Полтора месяца назад у нее упали лейкоциты. Ее положили в Боткинскую больницу в 11-е отделение гематологии с диагнозом «острый лейкоз». Отделение только первый день открылось после того, как было ковидным.
Состояние Галки было тяжелое. Но не критическое. Через три недели она заболела в больнице ковидом.
Кто его занес? Девчонка ли, которую тайно провела к соседке по палате санитарка? Так думала Галка. Или кто-то еще.
Заболели все в ее и соседней палатах. Потом в других палатах. Потом и Галкин врач.
Ее перевели в специальную зону. С температурой 40. КТ показывала ковид. Все четыре взятых теста были отрицательные. Это, к слову, о качестве тестов.
В ковидную больницу Галку не брали. Наконец, через 10 дней ее перевели обратно в палату.
И бросили лечить. Новый врач после криков дочки (разговаривать с ним можно было только по внутреннему телефону) подошел к больной лишь через день после ее перевода. Заведующий сказал, что спасти Галку могут только таблетки, которые есть лишь в больнице в Мониках. Но на амбулаторном лечении. Поэтому они Галку выпишут, а она пусть сходит туда на прием и выпишет себе лекарства.
Галка тогда уже вставала с трудом и не могла обходиться без кислорода и постоянных переливаний крови.
— Она не сможет дойти до больницы! — говорила дочь.
Тогда в гематологическом отделении столичной клиники кончилась кровь.
— Крови нет, — сказал лечащий врач. — Осталось пять литров на всю Москву. Сдавайте свою (у родных другая группа), приносите талончики, может, тогда...
Дочь, сама после тяжелого заболевания, и ее муж побежали сдавать кровь. Принесли талончики.
— Крови все равно нет, — сказали им. — Забирайте вашу мать.
Кровь нашла младшая дочка, которая живет в другой стране. Позвонила знакомой в московский центр, и кровь привезли.
Но мало.
— Может, объявить сбор через «Фейсбук»? — панически спрашивал у меня Галкин зять.
— Я узнавала в центрах. Вроде, есть у них кровь. — говорила дочь Наташка.
Я взорвалась.
— Скажите этому врачу, что беседуете с ним под диктофон. Пусть он вам скажет, куда он посылал запрос и где сказали, что крови нет.
— А что, есть? — удивился он. — Ладно, тогда я пошлю запрос...
То есть он просто ничего не делал.
(Но с кровью в Москве, наверное, и правда плохо, потому что я уже два раза видела в ФБ панические просьбы сдать кровь. И это — позор, конечно. Платите больше донорам. Покупайте не плитку, а препараты крови, если ее не хватает. Это же мировая столица, блин!).
Дальше был полный ужас. В понедельник заведующий кричал на Галкину дочь:
— Я вашу мать выписываю! Забирайте ее домой, или я переведу ее в хоспис!
Галка уже не могла вставать и дышать без кислорода.
Я думаю, сработали звонки в Минздрав. Потому что во вторник Галку не выписали. А впервые — через неделю после перевода из ковид-изолятора — взяли у нее на анализ кровь. Подчеркну — у больной с острым лейкозом в гематологическом отделении. Все это отражено в ее выписке, кстати.
И оказалось, что кровь там такая, что нужна реанимация. А не амбулаторное лечение на дому.
— Мы будем готовить ее к реанимации, — сказал врач.
Хотя по моему представлению реанимация — не то место, куда попадают после специальной подготовки.
Утром Галка набрала на мобильном номер дочери. А говорить не смогла. Наташка час слушала, как она тяжело дышит, все это время дозваниваясь в вестибюле больницы по внутреннему ее лечащему врачу. Он трубку не брал. И к больной, которую готовят к реанимации, не подходил.
Через час Галку все же увезли в реанимацию. Еще через два часа она там умерла.
— Очень поздно, — сказали реаниматологи.
И еще оказалось — ей так и не вылечили ковид, который осложнял болезнь.
Да, ее состояние было тяжелое. Да, с таким диагнозом редко живут долго. Но Галка была готова бороться — за полгода жизни, за месяц, за неделю.
А вот врачи бороться не захотели. Для потомственного врача и спасателя жизней не нашлось в этом отделении Боткинской ни крови, ни лекарств, ни элементарного милосердия.
Мне трудно это представить и объяснить.
Обновлено 21 октября 2020 года.
По итогам этой публикации в ГКБ имени Боткина была проведена проверка. О ее результатах нам сообщили в письме за подписью главного врача А. В. Шабунина. Публикуем этот ответ.
«Информация о том, что пациентка не получала медицинскую помощь, абсолютно не соответствует действительности. Во время нахождения в медицинском учреждении пациентка получала рекомендованную для характера заболевания и возраста терапию.
Информация о дефиците донорской крови в медицинских учреждениях города Москвы также не соответствует действительности. В городе сформирован достаточной запас донорской крови и ее компонентов, в полной мере удовлетворяющий потребности в ней. В период восстановления после лечения, соответствующего профилю заболевания, пациентке проводилась сопроводительная терапия — осуществлялись переливания крови. Всего за время госпитализации было произведено 12 переливаний эритроцитарной массы. Кроме того, в гематологическом отделении пациентке оказывалась необходимая медицинская помощь в рамках лечения осложнения основного заболевания — полисегментарной пневмонии. После восстановления планировалось проведение пункции костного мозга с решением вопроса о продолжении назначенной терапии или корректировке тактики лечения. Этот вопрос обсуждался с пациенткой в перспективе.
За весь период лечения пациентка ни разу не выразила недовольства пребыванием и назначенным лечением в гематологическом отделении. С дочерью пациентки неоднократно встречался заведующий и информировал о тяжелом состоянии пациентки. Дочь прекрасно понимала тяжесть прогноза и ни разу не пожаловалась на бездействие врачей или нарушение норм этики и деонтологии.
Утверждение об отсутствии необходимой диагностики в период нахождения пациентки в больнице также представляется недостоверным. За всё время наблюдения и лечения пациентке было проведено 75 лабораторных и диагностических исследований.
Что касается коронавирусной инфекции, то, в связи с подозрением на заболевание, пациентка действительно провела несколько дней в специализированном отделении, однако коронавирусная инфекция не подтвердилась. За время пребывания в больнице было взято 14 тестов, результаты которых были отрицательными. В связи с этим женщина была переведена обратно в гематологическое отделение и продолжила лечение.
Несмотря на проводимое лечение, констатирована выраженная отрицательная динамика по основному диагнозу. Значительно выросло содержание опухолевых клеток крови, что сопровождалось резким ухудшением состояния пациентки и усилением слабости. Для коррекции сопроводительной терапии 7 октября пациентка была переведена в реанимационное отделение. Там ей оказывался весь комплекс необходимой медицинской помощи. К сожалению, ввиду тяжести состояния, больная скончалась на фоне быстрой прогрессии опухоли. ГКБ им. С. П. Боткина выражает соболезнования.
Главный врач А. В. Шабунин».