«Сменили имя и дату». Нижегородка, отслужившая в израильской армии, вместе с мамой ищет пропавшую 20 лет назад сестру

Нижегородку Мааян Клейман увез жить в Израиль отец, когда ей было 14 лет. Тогда на родине в детдоме у нее осталась трехлетняя сестра — затем малышку удочерили, сменив имя и дату рождения. Все эти события произошли после того, как родители Мааян разошлись. В Израиле она выучилась, отслужила в армии и спустя много лет вернулась в родной город. Сейчас она вместе с матерью пытается отыскать свою сестру. Валерии Вануриной на текущий момент должно быть 22 года. NN.RU пообщался с Мааян и ее мамой, узнав все детали этой душещипательной истории разлуки.

— Что касается матери… Я винила ее во всём, что произошло, и проклинала. А затем отпустила. Я подумала, если бы не это, я бы не стала такой сильной. И не пожила бы за границей. Да, от судьбы не уйдешь, — говорит Мааян Клейман, которая лишилась мамы двадцать лет назад. У женщины забрали родительские права.

Всё началось в конце 90-х. Мааян жила с отцом и матерью в Нижнем Новгороде. Девочка ходила в начальную школу, папа работал в милиции, мама — Татьяна Клейман — продавщицей. И еще был дедушка.

— Смерть его была ужасная, — говорит Мааян. — Мы с бабушкой были на даче под Нижним. Он должен был приехать, но не приехал. Его не было несколько недель. Начали всё обыскивать. В итоге его нашли в общей могиле в Дзержинске, закопанным в мешке с тремя трупами. Опознали по татуировкам-инициалам на руке.

Каким образом мужчина очутился в другом городе, как погиб и почему его похоронили как бездомного, родственники до сих пор не знают. Уголовное дело тогда возбуждать не стали. Для матери Мааян случившееся стало потрясением. С потерей отца она стала выпивать и нашла другого мужчину. Так совпало, что встретились они на похоронах дедушки Мааян. Муж Татьяны не стал терпеть измену и ушел из семьи. От нового возлюбленного Татьяна родила на свет Валерию, сестру Мааян.

Жизнь с матерью становилась всё невыносимее, вспоминает наша героиня. Женщина пила, устраивала пьяные дебоши и нигде не работала. Семья жила на пособия для детей, которые, однако, благополучно пропивались. Бабушка Мааян тоже «опустилась». Стала даже просить милостыню на еду и стакан спиртного. Отец Мааян узнал, что творится с бывшей женой, и стал добиваться, чтобы ему вернули дочь. Он хотел увезти ее в Израиль, к родственникам, однако мать была против. Тогда в дело вмешалась опека.

Татьяну лишили родительских прав. Трехлетнюю Леру сначала забрали в больницу, а затем в детский дом. Мааян в 14 лет переехала в Израиль. Шесть лет она ничего не слышала о матери и сестре.

До приезда в Израиль Мааян практически не разговаривала на иврите. Поэтому первый год в новой стране для девочки был самым сложным. По программе социализации она поступила учиться в школу «Хават а-ноар а-циони». Это заведение было основано в 1949 году как дом для еврейских сирот, которые потеряли своих близких из-за холокоста. Сейчас в нем учатся дети из стран бывшего СССР, США, Франции, Израиля и других стран. Школа находится в центре Иерусалима.

— Первый год нам давали по двенадцать часов иврита. Мы просто умирали… По сути, мы жили в интернате. Большую часть детей туда отправляют жить на неделю. На выходные они уезжают домой. Обычно такие школы очень дорого стоят в Израиле и не все могут себе их позволить. Мы учились по специальной программе для приезжих. Учишься, заканчиваешь 12-й класс (в Израиле 12-летняя система обучения. — Прим. ред.), получаешь гражданство и идешь в армию.

По израильскому закону все граждане, достигшие 18 лет, считаются военнообязанными. В армию призывают даже тех, кто имеет второе гражданство и проживает в другой стране. Мужчины служат три года, девушки — два года. От службы освобождают в двух случаях: по состоянию здоровья и в случае замужества, если вы женщина. «Косить», утверждает Мааян, в Израиле не принято.

— Если израильтянин не ходил в армию, на него смотрят, как на инвалида. Не на все работы возьмут. Это у нас, если ты не был в армии, тебя не возьмут в полицию. Там даже дворником могут не взять. Но армия там не такая, как у нас в России.

В израильских частях практически отсутствует дедовщина. За неуставные отношения вполне могут уволить ответственных офицеров. За срочную службу солдатам платят зарплату, а на выходные отпускают домой.

Срочники в Израиле делятся на два типа. Одни служат в боевых подразделениях, которые нередко совершают патрули в район Сектора Газа. Обычно израильтянские парни стремятся попасть именно туда. Другие главным образом выполняют обслуживающие функции. Мааян относилась к такому роду срочников — она была связисткой и служила в Тель-Авиве.

— Так как я жила одна, без родителей, они были в России, армия мне снимала квартиру. Каждый месяц выдавала какие-то деньги. Раз в месяц были какие-то выезды в аквапарки, экскурсии. В общем, было интересно, как в школьном лагере.

Заработанные в армии деньги Мааян потратила на курсы маникюра и педикюра, что позволило получить профессию. А затем во время путешествия в Нижний Новгород девушка встретила будущего мужа. Это и стало причиной ее возвращения на родину. Переезд обратно был непростым.

— Когда я прилетела сюда, первый год сидела на чемоданах. Я заказывала себе билеты раз пять отсюда. Мне было настолько здесь плохо.

Мааян долго не могла привыкнуть к манере общения между людьми. Нижегородцы казались более закрытыми и жесткими, чем израильтяне. Но были и другие неприятные черты.

— Вот это разделение между богатыми и бедными… В Израиле такого нет. Тебя никогда не будут, например, оценивать по одежде. Хоть ты будешь в дешевых джинсах и тапочках.

Сейчас Мааян Клейман — улыбчивая, спортивная женщина с темным пучком волос. В Нижнем Новгороде у нее муж, двое детей. Она работает мастером маникюра. Даже с матерью постепенно удалось наладить отношения.

— Мне уже было почти 20 лет. Мне звонит папа, говорит: «Слушай, я тут видел твою маму. И она даже вроде и ничего. И очень желает с тобой пообщаться».

Татьяна Клейман, мама нижегородки, рассказала нам о череде странных смертей среди ее близких. Все они были связаны с недвижимостью. Началось с того, что в середине нулевых бабушка Мааян познакомилась с некоей женщиной по имени Алена. Она предложила ей разменять квартиру в Канавине, где пенсионерка жила с сыном. Отношения у них не складывались. Бабушка жаловалась, что тот часто скандалит и дерется. Алена пообещала помочь.

Риелтор предложил пенсионерке квартиру в селе Останкино на Бору. Ее сыну — в Седьмом микрорайоне. В итоге мужчину обманули — он оказался на улице. Его же мать вскоре после странной сделки нашли мертвой около Староярмарочного собора: у нее остановилось сердце. Сын после этого некоторое время бродяжничал и умер в 39-й больнице от голода в возрасте 35 лет.

— Была еще одна квартира, с которой связана семья. От второго мужа моей матери. В этой квартире как раз была прописана моя сестра. И вот риелторы берутся за жилье. Муж оказывается на улице и растворяется. И в этот момент моя сестра пропадает. То ли ее удочеряют, то ли еще что. Я предполагаю, что могло произойти что-то такое. Ее удочерили. Возможно, фиктивно, чтобы это провернуть, — говорит Мааян.

Татьяна Клейман уже после того, как забрали маленькую Леру в детдом, пыталась оспорить решение суда о лишении ее родительских прав. Судья не встал на сторону матери. После этого она бродяжничала.

— Когда она мне позвонила, как будто меня стрелой пронзило насквозь. Думаю, что же я делаю, — рассказывает сама Татьяна Клейман.

Женщина вернулась в дом, где ранее жила с первым мужем. Стала ходить по детдомам, чтобы узнать о судьбе младшей дочери. Но говорить на эту тему с ней отказывались. Как уже позднее через нижегородского уполномоченного по правам ребенка Мааян узнала, ее сестру удочерили в 2004 году. При этом при передаче новым родителям ей изменили имя и дату рождения. Это частая практика — всё делается, чтобы ребенок проще адаптировался к новой семье.

Кроме этого, есть другая преграда, затрудняющая Мааян и ее матери поиски — тайна усыновления. Она охраняется законом. Согласно ему, информация о новой семье, в которую попадает ребенок, должна быть тщательно скрыта.

— Мать говорила, что не знает, где девочка, ей везде отказывали. Она просила помочь. Ну, собственно, я и приехала сюда. Мама сейчас не пьет. Всё с ней хорошо. Но ребенка так и не можем найти.

Сейчас Татьяна Клейман максимально уделяет внимание внукам и балует их подарками.

— Сначала было сложно, первые, наверное, лет пять. Мы с ней тяжело общались, К первому своему ребенку я ее долго не подпускала, — рассказывает Мааян об отношениях с матерью.

Обиды постепенно уходят, но память о сестре не дает нижегородке покоя.

— Для меня важно знать, что с ней всё в порядке. Что она жива и здорова. Еще несколько лет назад я вообще боялась говорить обо всей этой истории. Как-то стеснялась. Как будто на мне какая-то маска была. Как будто внутри где-то сидела девочка, которую бросили. И только по прошествии тридцати лет понимаешь, что у меня есть сестра, которая неизвестно где. И об этом надо кричать, — говорит Мааян Клейман.

Ее мать сейчас живет в коммуналке по соседству с бывшим мужем, отцом Мааян. Работает продавщицей в магазине «Магнит».

— Я мечтаю найти дочь и чтобы мои дети были вместе. Я настолько виновата. Это даже не мечта, это боль моя. Я об этом не перестаю думать ни одного дня, ни одной минуты, — говорит Татьяна Клейман.