«Даже любви к ребёнку нет первые месяцы»: честная женская колонка о «счастье материнства»

О том, что дети — это счастье, можно услышать, как говорится, из каждого утюга. Разумеется, многие женщины с этим согласны и с гордостью берут на себя роль матери, чтобы спустя год-два гордиться своими чадами и постить счастливые фотографии в Instagram. А вот о том, насколько тяжело для многих женщин проходит первый год ухода за ребёнком, говорить обычно не принято — перетерпи и забудь. Слышали о послеродовой депрессии?

Своими эмоциями и мыслями с нами на этот счёт поделилась мать двоих детей Екатерина, написавшая для NN.RU честную и резкую колонку о первых месяцах жизни после родов.

Шесть лет назад, когда я задумалась о ребенке, я была другим человеком. Не было правдивой информации о материнстве в Сети, на прилавках магазинов встречались журналы типа «Мой малыш» с образцово-показательными шестимесячными младенцами. И в Сети мелькали сообщества розовых пони, то есть счастья материнства. Нигде не упоминалось, что новорождённый некрасив, криклив, а еще адски больно щипается беззубым ртом. Пупочная ранка выглядит пугающе, кесарево — это не «зашили и все», это, мать его, больно! Впрочем, даже не в физической боли дело, хотя, признаться, ощущения незабываемые.

Нигде не упоминается о захлестывающей ярости по отношению к младенцу, который родился месяц назад. Когда завидуешь мужу, который уходит на работу, а ты остаешься наедине с ребенком и коликами, которые доводят до белого каления. Ребенок орет, ты орёшь, в итоге оба вы плачете. Он кричит от страха, а ты от бессилия, так что муж, вечером появляющийся на пороге дома, только моет руки — и отпускает в душ, поесть, переодеться, хотя бы расчесаться.

Даже любви нет как таковой первые месяцы. Присутствует чувство долга, умиление, когда сын наконец уснул. Больше ничего. А ты даже не рассказываешь это никому, потому что думаешь о себе — да что я за чудовище такое, не люблю собственного ребенка. Масла в огонь подливают вездесущий инстаграм и собственные подруги. Которые то на фотосессию с ребенком, то в парке бегают, восстанавливаются после родов спустя пару месяцев, и это на фоне «А я не сплю с ним днем, я делаю домашние дела, люблю своего ребенка безумно, не могу на него злиться». И на этом сияющем белоснежном фоне ты — злая, невыспавшаяся, с горой посуды в раковине и полным отсутствием желания жить.

Помню, на полном серьёзе хотела выйти в окно, вот прямо представляла, что дождусь, когда услышу скрежет ключа в замке двери, и выйду, а то чтоб ребенка не оставлять одного надолго без присмотра. Мы жили тогда на пятом этаже. Я перестала выходить на балкон. Швыряла вещи об пол, когда накатывала злость, чтобы выплеснуть эмоции и не сорваться на сыне. Можно было бы подумать, что я была одна, но это не так — мощную поддержку я получала от мамы и мужа. Но в душе существовала дыра размером с Марианскую впадину, и я не знала о послеродовой депрессии, которая затянула меня почти на год.

Время шло. Я похудела, стала спокойнее, сын перестал занимать мое время только своей драгоценной персоной. Наверное, я ощущала бы себя счастливой, если бы не узнала, что у сына — расстройство аутистического спектра. Нервы. Врачи. Педагоги. Именитые профессора, важно роняющие: «Да он у вас просто избалованный». Мои первые седые волосы. Ежедневные слезы.

Второго ребенка мы завели так же осознанно, как и первого. Я понимала теперь, что меня ждет. Я понимала, что ребенок, плохо понимающий речь в три года, плюс новорожденный — тот еще челлендж. Странно, но первые месяцы жизни младшего я почти не помню. Может быть, потому что моя память стерла эти дни, когда вновь хотелось шагнуть с балкона девятого этажа, прямо в кусты душистой сирени, растущие под ним.

Младший орет в кроватке. Я не иду к нему, потому что чувствую, что нахожусь на грани, когда я близка к рукоприкладству и оскорблениям. Иду на кухню и закрываюсь от обоих орущих детей. Хорошо тем, кто курит, — их хотя бы сигареты успокаивают. Мне же оставались кофе, конфеты, телефон. Десять минут ухода в себя, невзирая на вопли. Вернуться обратно. Покачать ребенка. Включить старшему мультфильмы.

За полгода такого материнства я набираю десять килограммов, дичайший стресс и огромное чувство вины. Перед сыновьями, перед собой, перед родными. Физически ощущаю, что не справляюсь и этот ком давит на плечи. Мне все равно, как я выгляжу, во что одета. Не живу, существую от подъема детей и до их ухода в сон. Меня выматывает садик, куда не берут старшего надолго в силу того, что он не самый удобный ребенок, и я мотаюсь с полугодовалым младенцем промозглой зимой вокруг садика каждый день по часу. Не уйти — потому что в любой момент могут позвонить и сказать: «А ваш ребенок плачет, никак не успокаивается», и ты несешься загнанной кобылой в здание, с автолюлькой с младенцем под мышкой, потому что иначе в здании детского садика его некуда пристроить. Тот год был самым ужасным в моем материнстве.

Теперь старшему пять, младшему два. И я все чаще ловлю это восхитительное чувство безоговорочной любви к своим детям, когда их наличие тебя радует больше, чем отсутствие. С ними становится легче. Да, расстройство аутистического спектра у старшего никуда не делось, но он растет, учится, давно понимает обращенную речь и сам периодически выдает слова. Для кого-то это пустяк, а я каждый раз пускаю слезу, когда слышу новое слово. И в такие моменты готова горы свернуть, только бы сын заговорил, как все обычные дети. Младший, который начал болтать с года, дал мне понять, что счастье не только в том, когда дети говорят. А еще и в том, когда дети слушаются! Старшего сына я не ловила за попытками погладить чужую собаку, поймать голубя, потрогать результаты жизнедеятельности кошечек и собачек на улице или театральным швырянием соски на пол, когда что-то неугодно царской особе.

Они оба странным образом уравновешивают меня, хоть мои вспышки дикого гнева или беспричинных слез все еще остаются со мной. Да, они бегают по лужам. Прыгают на кровати. С радостными визгами расшвыривают вещи, не спят до одиннадцати вечера, доводя меня до бешенства дикой собаки Динго, и все же… Завтра будет новый день. Завтра они станут чуточку старше, а значит, и благоразумнее.

По крайней мере,я на это надеюсь.