Экскурсовод Александра Шарова: провалиться в кроличью нору времени на улице Невзоровых

Новые поколения нижегородцев привыкли не обращать внимания на старинные деревянные дома, даже не подозревая, что эти здания были победителями архитектурных конкурсов. Каждый такой дом — это история нескольких поколений, вплетенная в историю города и страны. Экскурсовод, директор компании «Нескучный Нижний» Александра Шарова побывала в старинном доме на улице Невзоровых и написала сентиментальный пост.

— Нанести себе душевную травму.

Поехать в гости, а провалиться в кроличью дыру времени.

Обеспечить себе бессонную ночь между «сегодня» и «позавчера».

Все это у меня получилось вечером совсем неподалеку от центра города на улице Невзоровых. В двадцатых годах стало общепринятым проводить архитектурные конкурсы. Проезжая по «Белинке» мимо красно-коричневых и довольно ветхих двухэтажных деревянных зданий, заросших неухоженными кустами сирени, никто и не догадывается, что это победители первого в Нижнем архитектурного конкурса. Конкурса на застройку квартала коммунальных домов, который проходил в 1924 году.

Прекрасное жилье для людей — в доме четыре просторные трехкомнатные квартиры с отдельными входами, небольшой садик у дома, вода и туалет (это было еще в диковинку!). А еще сараи с погребом во дворе. Соразмерное, уютное пространство для человека, который не привык жить в каменных «человейниках», а хочет жить в теплом дереве, видеть зелень за окном, а по утрам слышать пение птиц. И в конкурсном задании «деревянные, двухэтажные дома с небольшим количеством архитектурного оформления».

Это не просто старая рухлядь, которая занимает прекраснее место в центре города, а кооператив «Красный просветитель»! Вслушайтесь еще раз. 1924 год! «Красный просветитель»! И в дате и в названии целая эпоха.

В одной из этих квартир мы допоздна засиделись за чаем. В прошлом году умерла хозяйка квартиры Галина Михайловна Артемьева, которая тут родилась и прожила всю свою 90-летнюю жизнь.

Моя семья постоянно переезжала. К 20 годам я успела пожить в четырех городах и шести квартирах. И при каждом переезде мы не брали с собой почти ничего. Может, потому, что не было у нас дорогих и основательных вещей... В Горький (сначала автоматически написала Нижний Новгород) приехали, когда мне было 12 лет с одним контейнером — пианино и библиотека и два чемодана одежды на троих. Даже ложки-вилки покупали на месте.

Не было такого гнезда, где семья за поколения накапливает память о самой себе — мелкие предметы (коробочки, открытки…), картины, мебель. Не было протертых до дыр мест, на стенах в изголовьях кровати — наверное, от подушек четырех поколений. Все эти пятнышки и трещинки стен и потолка хозяйка, наверное, помнила еще с детства. И среди них прожила всю свою жизнь. А еще в этой семье много писали писем и хранили все фотографии.

И вот последняя из семьи ушла, а вся эта столетняя история жизни осталась. В запахах старой мебели и бумаги и в скрипах дверных петель. Жизнь осталась такой проявленной, такой осязаемой, что в доме просто страшно находиться. Не представляю, как в этой квартире можно будет жить. Ее прежние жильцы никуда не ушли! Я не знаю, как жила эта семья, хотя их письма сохранили все события и все их чувства. Были ли они счастливы здесь? Тоже не знаю. Как ощущала себя Галина Михайловна внутри этой машины времени? Каково ей было выходить на улицу в другую жизнь? Что может заботить человека, понимающего, что он последний хранитель памяти о близких людях? Не знаю. Мне, наверное, было бы страшно. И что делать с этим домом, с этой квартирой — тоже не знаю.

Можно ли сохранить в самом центре города этот садик с хотя бы одним домом? Сохранить с мебелью и книжными полками, на которых радом «Алгебра» и Гете, пособие по рыбалке и садоводству? Сохранить не для того, чтобы что-то узнать, а для того, чтобы почувствовать и ощутить. Говорят, что некоторые люди, побывавшие в этой квартире, плачут. Я не плакала, но всю ночь болела душа от воспоминаний. И сейчас продолжает болеть. Вот такая же стиральная машина — первая в моей семье, которую купили в кредит и которой так радовалась мама. Вот такие же фотографии из Сочи, такие же обои, какие были над моей кроватью в детстве, выглядывают из-под слоя других обоев.

Я даже не ожидала, что это будет так больно. Но, может быть, это нужно было испытать? Может быть, это — то самое настоящее, что необходимо человеку, чтобы заглянуть в себя? Может, это нужно, чтобы не прервалась связь времен? Мне кажется, что если эту связь утратить, смахнуть как пыль с книжной полки память о своей семье, то рано или поздно и память о тебе самом смахнут за ненадобностью. Кому нужен человек без роду, без племени?

Может, именно об этом напоминает выгоревшая табличка на стене дома, на которой только и можно прочесть «Своевременно вносите...»?

Может, пришло время вносить?