В минувшие выходные вся Нижегородская область была взбудоражена пропажей четырехлетнего Ярослава Балуева. Сотни простых людей, волонтеров, приехали на поиски в лес. Столь масштабные поисково-спасательные работы в нашем регионе были первый раз и не все понимали, что делать с большим количеством добровольцев. Мальчика нашли добровольцы спустя 20 часов. Кроме радости от спасения, многие привезли из леса массу накопившихся вопросов и претензий. Редакция городского портала NN.RU собрала их и задала командиру ПСО «Волонтер» Сергею Шухрину.
Про людей
— В поисках мальчика принимали участие спецслужбы, солдаты, волонтеры. Сергей, расскажите, как все происходило?
— Я предлагаю сначала с терминологией разобраться, — предложил поисковик. — Волонтеры — это подготовленные люди, с рациями и навигаторами, которые тренируются, состоят в определенной группировке и для которых это все не в первый раз. Волонтеры, помимо того, что они ищут сами, они организуют неорганизованных добровольцев.
Добровольцы — это все основное население, которое приезжает неподготовленное и неорганизованное. Для Нижегородской области это беспрецедентный поиск, таких масштабных еще не было. Большого количества добровольцев удалось добиться в следствии долгой и кропотливой работы средств массовой информации и волонтеров. Мы смогли к себе привлечь и закрепить более 20 000 неравнодушных, которые готовы заниматься этим вопросом.
Это подписка во всех наших соцсетях: Facebook, «ВКонтакте», Twitter, все мессенджеры, плюс сайт, плюс отдельно SMS-рассылки. Сейчас мы смогли добиться, что при одной публикации на нашем сайте информация, как вирус, распространяется среди огромного количества людей.
Еще 5–3 года назад такого не было. Наш стандарт, к которому мы стремимся, — чтобы вся Нижегородская область о пропаже ребенка знала через час.
Огромная благодарность тем, кто приехал. Но были и минусы у этого мероприятия: очень много людей приехали неподготовленными. Без фонарей, без навигаторов, в камуфлированной одежде, без соответствующей обуви и так далее. Люди лезли в лес только для того, чтобы через 5 минут потеряться. Это все неправильно.
Опять же… Я за эти сутки принял около 800 звонков. Я не поленился и посчитал. Это когда ты разговариваешь и тебе еще трое звонят. При этом надо еще и работать. Я думаю, что у наших инфоргов в городе ситуация была такая же. Координатор, который приехал первым, у него телефон сел через час.
Я могу еще понять тех людей, которые приехали в Керженец и звонят, спрашивают: «Я приехал, куда мне свернуть? Вправо? Влево?». Или — «Какая нужна помощь?». Но когда звонит человек и спрашивает: «Здравствуйте! Добрый вечер! Будьте добры, скажите, пожалуйста, что у вас случилось?» —!!! Так и хочется ответить: «Темным холодным осенним вечером…»? Все это странно, потому что в наших сообщения все написано: пропал ребенок, нужен поиск в лесу, сбор через 6 км после поселка Керженец в сторону Пионерского.
— В какой-то момент был объявлен «стоп» по набору добровольцев и люди, которые хотели ехать, не понимали — почему? Прокомментируйте.
— Ситуация на поисках меняется каждый час. И наша задача через всю эту информационную сеть (соцсети, мессенджеры. — Прим. редакции NN.RU) передавать изменения. Когда образовалась толпа, то людей не успевали обрабатывать: зарегистрировать, «нарезать» задачу. К полудню стало понятно, что людей уже хватает, еды и бензина тоже хватает. Только бутылок с водой была целая поляна! Тогда стали тормозить: «Все, ребята, сегодня не надо, если вдруг — готовьтесь на завтра».
Полиция сначала перестала пропускать машины в лес, потом начали всех еще в Керженце заворачивать. Люди шли пешком, несли сумки. Когда мы поехали встречать генератор, я видел людей с зонтиками, с детьми, в каких-то тапочках, в домашней одежде. Понятно, что помощь нужна и в лагере (например, готовить и раздавать еду, готовить и прочее), но неподготовленные люди мешали.
Идти в лес в камуфляже ночью — ну это убиться просто. Нужно надеть что-то яркое, отражающие браслеты какие-то, сигнальные жилеты…
— О чем подумать, прежде чем кидаться в тапочках в лес? Что с собой нужно иметь?
— Во-первых, если человек заинтересовался этим, записался в нашу группу, заполнил анкету и прочее, прочее — надо прочитать на сайте PoiskDetei52.ru про личное снаряжение. Понять, что нужно с собой иметь. В первый раз ты едешь, в десятый или двадцатый — набор вещей не меняется. Второе — этот набор должен быть.
Потому что идея «я заеду за батарейками, куплю, а фонарик у меня в гараже — я его возьму, а теплые носочки еще где-то» — не работает! Все должно быть собрано в чемоданчике или рюкзачке и где-то висеть готовое. Чтобы схватил — и побежал!
Третье. Кроме личного снаряжения, есть еще отрядное. Если у человека нет денег на рацию, навигатор, яркую куртку — ему в лагере по мере возможности это дадут. Или ему дадут старшего, который будет рядом с ним. Но если человек в первый раз возьмет рацию, навигатор или компас — это тоже ничем не поможет.
Поэтому все нужно изучать заранее, ходить на тренировки, изучать инструкции, смотреть обучающие видеоролики. Этот поиск не первый и не последний, нужно готовиться. Детей у нас в области много, лесов еще больше.
Про взаимодействие
— Как происходило взаимодействие силовиков, добровольцев и волонтеров?
— Взаимодействие силовиков с населением организовано слабо. Силовики могут командовать сами собой, прибывшими какими-то подразделениями, но эффективность использования ими большого количества неподготовленных людей — никакая.
Опять же по времени. Много времени потеряли на дроне. Добровольцы на место поиска приехали через час, а дрон — через 6 часов. Как-то надо с этим побыстрее все-таки было. То есть добровольцы ушли в лес, потом их оттуда выгнали. А дрон дал одну засветку — это оказался муравейник.
— Тепловизор не эффективен? Почему он не нашел мальчика?
— На сегодня я не знаю ни одного случая по стране, чтобы квадрокоптер или дрон нашел человека. Это не говорит о том, что ни бесполезны. Они нужны. Они проводят разведку, видят людей, которые уже ищут, но надеяться на них 100% не стоит.
МЧСовский квадрокоптер с тепловизором за 1 млн рублей, который еще день назад стоял на «Нижегородской ярмарке» рядом с нами, не смог взлететь потому, что у него нет страховки! Приехал человек, который им управляет, но он сказал: «Я не могу. Мне транспортная инспекция запретила летать».
Технологией организации неорганизованных людей ни полиция, ни МЧС не владеет. Зато этим занимаются волонтеры каждый раз на своих поисках.
Задача «проста»: нужно взять 100 или 1000 неорганизованных людей, зарегистрировать их, поставить им задачу, «нарезать» квадраты, дать им в руки связь, навигацию, старшего в группу и заслать в лес, чтобы они задачу выполнили и вернулись живыми и здоровыми. Если нужно, оказать им медпомощь, накормить, напоить и отправить домой. Только тогда доброволец захочет прийти на поиски второй раз.
Полиция и МЧС, как выяснилось, также не владеют волонтерской технологией по поиску в лесу, которая построена на использовании спутниковых карт разных видов, GPS-навигаторов, записи треков, связи внутри поисковых групп, и связи групп со штабом. У нас даже координаты разные. То есть, когда полицейский дрон передал координаты, а мы их забили в наши координаты, то получилась точка в стороне 30 км от места поиска.
Я не увидел у силовиков никаких спутниковых карт, которые были бы разбиты на сетки (квадраты), которые мы делаем. Мы накладываем на карту специальную сетку — 500 метров, и переносим ее из компьютера, и в печатную карту, и в навигаторы забиваем. Когда группа идет в лесу — она четко видит квадрат, который ей надо обследовать.
По факту, мы видели, что берется большое количество солдат или населения, и запускается тупо в лес. Большой толпой.
Понятно, что ночью в лесу достаточно темно, чтобы увидеть какие-то следы. Но днем запустить 100–200 человек солдат в одной цепочке, без раций и навигаторов — то значит затоптать все следы, сломать цепь, пропустить отдельные участки, а самое главное — так и не отметить на карте где точно прошли.
Мы, как могли, помогали силовикам. То есть идет 100 солдат, наши стоят по краям с навигаторами. Чтобы отметить, хотя бы, где прошла цепь. Но солдаты через 15 минут сбиваются в кучу, встают в колонну и выходят из леса. Наши сказали: «Мы на такое больше не пойдем, только время терять».
— А как работаю волонтеры?
— Вся территория поисков делится на небольшие квадраты, в квадрат запускается группа 5–10 человек, она его детально отрабатывает и приносит трек в штаб. Трек накладывается на карту, чтобы было видно, где прошли, где не прошли. То есть с силовиками такого не получалось. У них на всех была одна карта лесника, в которую только можно было ладонью тыкать: тут прошли, тут не прошли. Когда речь идет о трех метрах между людьми, такая технология не работает.
Сегодня у нижегородских волонтеров ресурсы очень ограничены — нет специалистов.
Картографов у нас целый один (и хорошо, что он приехал в Керженец). Инфоргов у нас целых два — один в городе, второй в декрете. А нам нужно 10 картографов, 20 инфоргов, чтобы в любое время нашлись свободные люди, готовые работать. Я уже не говорю про координаторов и старших групп — то есть людей, которые участвуют в поисках 5–10 раз, которые могут неорганизованных людей организовать...
С техникой то же самое. Наши люди ездят в лес на своих пузотерках. Подготовленных джипов у нас единицы. И бензин они покупают за свой счет.
— Сейчас идет такой подъем, многие люди, впервые приехавшие на этот поиск, воодушевлены и хотят искать людей. Как стать волонтером?
— Найти наши группы. Записаться туда. Вся информация проходит через интернет. Зарегистрироваться на нашем сайте Volonternn.ru, чтобы была возможность там отвечать — формирование экипажей на поиск происходит именно там. Подписаться на наш паблик в вайбере, добавиться в общий чат. Внимательно следить за информацией и ездить не только на поиски, но и на тренировки.
Уже не первый раз поднимается вопрос о том, чтобы в районных городах создавать небольшие группы. 10–15 волонтеров сильно бы облегчили ситуацию. Сейчас, например, идет поиск в Воскресенском районе. Бабушка пропала, третьи сутки в лесу. Давайте поспорим, что из Нижнего Новгорода сейчас туда никто не поехал? И далеко, и рабочий день, и бабушка… Только с Бора мне звонили ребята, несколько человек, хотели выдвинуться. А там такой же живой человек, сидит под мокрым деревом и плачет, когда ее найдут. Поэтому нужно создавать группы в районах.
Думаю, любой глава местной администрации обрадуется, если у него под боком будет такая группа резервистов-универсалов, которые могут и человека поискать, и в любой чрезвычайной ситуации помочь. То есть неравнодушные активные люди нужны всегда.
Подсказка для глав районов (а сегодня безопасность населения плавно перекладывается на главу администрации, потому что ЕДДС — это правая рука администрации): есть такая форма, называется «корпоративное волонтерство». Когда предприятие (а в каждом районе есть какое-то предприятие) помогает своим сотрудникам реализовывать какую-то социальную активность. Например, дает помещение для собраний, для склада, помогает со снаряжением, с транспортом… Если на предприятии будет 10 волонтеров, то директор с чистой совестью может сказать, что какой-то социально значимый проект он реализовал. Плюсик к карме и все такое.
Если реально посмотреть на наши деревни — там через двор стоит уазик или квадроцикл. У всех охотников есть навигаторы. И этих людей нужно организовывать. Нужна инициатива на местах.
Потому что когда мы 4 часа по пробкам едем в какую-нибудь Ветлугу искать бабушку, приезжаем ночью, а там у местных мангалы, шашлыки и они сидят, пиво пьют, я думаю, что что-то неправильное в нашей стране происходит.
Почему это важно
— На нашу плотность населения случаи потери в лесу еще обязательно будут, — предупредил Сергей Шухрин. — И чтобы нам не плодить отряды имени погибших детей — а их у нас в стране уже десяток — надо задуматься об этом сейчас.
Тем более что, кроме детей, в лесу в 5 раз больше теряется бабушек и дедушек, которых вообще никто не выезжает искать. За этот сезон только там десяток лежит непохороненных… И это касается каждого. Пропасть в лесу, в городе может любой. Это не зависит ни от возраста, ни от социального положения, ни от состояния здоровья.
Ранее NN.RU писал, что делать, если пропал человек.