Мир глазами нижегородцев: как мы ходили по древним деревням со староверами

В этом году заграница нам не грозит, поэтому в рубрике «Мир глазами нижегородцев» мы будем рассказывать о маршрутах, которые лежат в пределах нашего региона и страны. Сегодня у нас рассказ о таинственных лесах, которые окружают реку Керженец, о людях, которые там живут, и историях, которые они рассказывают.

Я очень люблю ощущать, как медленно течет время в отдаленных деревнях, куда не провели газ, а мобильная связь ловит только с высокой березы. Несколько дней назад я получила предложение, от которого было трудно отказаться.

— Мы со старообрядцами идем в деревню Лыково. Примерно 25 километров пешком. Пойдешь с нами? — предложила моя подруга Рита Алмазова.

Марго живет в Семенове, занимается антропологией и историей, водит экскурсии по деревням и весям, а также с энтузиазмом вписывается во всякие авантюры.

— Лыково? Оно имеет отношение к тем Лыковым, которые семья староверов с Алтая? — в моей голове семеновская сторона прочно связана со старообрядчеством.

— Можно сказать, что да. Все расскажу…

И вот в день икс мы выгружаемся из машин в деревне Хахалы и углубляемся в лес. Компания собралась немаленькая — 11 человек, почти все — молодые женщины-староверки, один мужчина. Никаких суровых лиц, платков и длинных юбок, с которыми обычно связаны стереотипы о староверах. Вместо этого они звонко смеются над шутками и без устали идут по лесу и болоту босиком.

Сейчас 8 утра и в ближайшие девять часов мы будем идти по кольцевому маршруту: Хахалы — Аристово — Лыково — Заскочиха — Кожуха — Феофаниха — Хахалы.

Вместо 25 километров получилось почему-то на 3 километра больше — 28. Видимо, «лишние» намотали в Аристово, где познакомились со знаменитым мастером Михаилом Напыловым.

Михаил — один из последних (а может, и вовсе последний) жителей Керженского края, который делает традиционные ботники — легкие лодочки из цельного куска осины, которые плавно рассекают неглубокий Керженец.

Несколько лет назад я смотрела целый медитативный фильм-притчу «Сделай себе ботник», в котором Напылов раскрывает секреты своего мастерства. Начинается создание лодки зимой и уходит на ее изготовление около полугода.

Пересказывать технологию не буду, лучше посмотрите все сами:

Сейчас у мастера один ботник — сходили посмотреть и потрогать.

— Почему делают из цельного куска дерева, а не из досок? — спрашиваю.

— Доски раньше где возьмешь? Из инструментов обычно только топор… Пилы редкость были.

Ботник делают из осины, потому что эта порода мягкая и не раскалывается.

— Только на Керженце делали такие лодки?

— Ну такой конструкции — да. Но и на Керженце они немного отличаются. В верховье — одна форма, в низовье — немного другая. Каждый мастер делает по-своему. И еще под вид использования — для рыбалки — одна, для охоты — другая.

Кстати, если соберетесь в Керженский заповедник на экскурсию, выставленный в местном экоцентре ботник также сделан Михаилом Напыловым.

Прощаемся с мастером и деревушкой Аристово: кстати, это молодая деревня, в отличие от Лыкова, куда мы держим путь. Здесь жили арестанты — пленные немцы. Отсюда и название.

Если вдруг соберетесь повторить наш маршрут, то имейте в виду, что от Хахал до Аристова можно доехать на автомобиле, а вот дальше начинается веселье. Наверное, лесовозы и внедорожники с колесами от трактора и парой лебедок там проехать смогут, а вот всем остальным надо идти пешком. Желательно, в болотных сапогах. Или как мы — босиком.

Пока месили грязь, Рита рассказывала о старообрядцах:

— Долгое время на Керженце владел землями князь Борис Лыков-Оболенский. Эта территория так и называлась — Лыковщина. Именно так она обозначена на старых картах. И центром этой территории было село Лыково, которое сохранилось до сегодняшнего дня. Соответственно, помещичьи крестьяне звались Лыковы. Раньше фамилий не было, и на вопрос: «Вы чьи?», крестьяне говорили коротко: «Лыковы».

Все мы знаем, что на Алтае живет староверка Агафья Лыкова. Долгие годы считалось, что никакого отношения к Керженцу она не имеет. Но нижегородский исследователь Алексей Лебедев, который ездил к Агафье, записал стихотворение, которое она поет о Керженце и Оленьевском скиту. Оно зафиксировано в его книге, которая вышла в 2017 году.

Это дало первый толчок к тому, чтобы говорить о том, что Агафья знакома с Керженцем. На вопрос, почему она поет о Керженце, Лыкова ответила: «Тятя научил».

В 30–40 годы ХХ века было активное переселение старообрядцев на Алтай. Это было третье гонение — гонение большевиков. И масса крестьян, у которых исторически сохранилась фамилия Лыковы, уходили на Алтай, Урал.

Мы предполагаем, что родители Агафьи, которая родилась уже на Алтае, выходцы из Нижегородской земли. Точно это мы доказать не можем, но сама теория получается очень стройной.

Когда Лыков умер, его жена завещала эти земли Макарьевскому монастырю. Места были малоплодородные, и те, кто здесь жил, платили оброк — тем, что производили сами. Кто-то медом, кто-то ложками, кто-то корзинами.

Но по сути, земля никому не принадлежала и здесь люди жили свободно. Поэтому сюда стали являться старообрядцы, не принявшие реформу патриарха Никона (то, что мы сегодня знаем как Никоновский раскол). Раскол — политический шаг, который был долгое время не понят и не принят народом. Это был ориентир на греческую церковь с более поздним уставом.

Если коротко, происходит изменение семи обрядов и некоторых молитв. Люди, не принявшие нововведения, уходят в глубь России, на свободные и малодоходные земли. Веру было поменять труднее, чем приспособиться к тяжелым условиям таежного Заволжья. Население этих мест в тот период увеличивается в несколько раз, а промыслы начинают активно развиваться. Появляются скиты, которые дают толчок к развитию многих деревень Семёновского уезда.

Чем интересно старообрядчество современности — в своем законсервированном сообществе они сохранили традиции древнерусского общества. Чтобы понять, как люди жили в прошлом, можно посмотреть на их обрядовую культуру сейчас.

Вот, например, крест. У них нет изображения Иисуса на кресте. Почему? Они не попирают образ божий. Мы же ходим в туалет, в баню, сейчас вот идем непонятно где. И образ божий на себе носить считается неэтично. В те времена человек очень трепетно относился к святому, поэтому он носил распятие, но не носил изображение. И очень много таких расхождений, которые сохраняются только в традиционных старообрядческих общинах.

За разговорами доходим до Лыкова. Сначала осматриваем старинное ухоженное кладбище, остатки горевшего ранее храма и идем купаться и отдыхать на берег Керженца.

Часовой отдых — и снова в путь. Проходим насквозь деревню, меня восхищают резьба на окнах и огромные срубы на несколько семей. Очень колоритное место. И очень тихое. Сюда стоило идти несколько часов, отмахиваясь от комаров.

Дальше дорога преимущественно через лес. Связи тут нет, идем по программе «Локус», которая работает через спутник. Проходим две практически нежилых деревни — Заскочиху и Кожиху.

Усталость дает о себе знать, к тому же я неловко прыгнула в какой-то луже и теперь левая нога словно не на месте, прихрамываю. Но двигаемся бодро, изредка останавливаясь попить чаю.

Последняя деревня на пути — Феофаниха. Не менее крутая, чем Лыково. Тут мы набрали воды из колодца-журавля: я видела такие много раз, но рабочий — впервые. Немного поболтали с местными жителями.

— Мы переехали месяц назад. Нравится.Тут тихо, спокойно. Дом хороший, — говорит молодой мужчина с карапузом на руках.

И везде резьба, резьба, резьба. Красотища. Местами, правда, исчезающая. Примерно половина домов нежилые.

Финишная прямая от Феофанихи до Хахал проходила под ласковыми лучами послеполуденного солнца, которое сожгло мне физиономию и руки так, что я третий день практически умываюсь «Пантенолом». Но волочить ноги, растворяясь в запахе люпинов, было хорошо.

Последние 700 метров до машин бежала чуть ли не вприпрыжку — скорее душ, скорее чашку кофе!

Очень круто прогулялись. Хочу еще.