«Стало понятно, что война — это всерьез и надолго»: полное интервью с историком о мобилизациях XX века

За последние сто с небольшим лет эта мобилизация — третья. В Первую мировую войну мобилизация тоже была частичной, в Великую Отечественную — всеобщей. О том, чем предыдущие случаи отличались от наших реалий, как люди воспринимали тех, с кем приходилось воевать, и какую роль в этом восприятии сыграла пропаганда, мы поговорили с кандидатом исторических наук, доцентом Федором Дроздовым.

— С чего началась и как проходила мобилизация 1914 года?

— Первая мировая война — глобальный конфликт, к которому у его участники готовились сильно-сильно загодя, с конца XIX века. Россия не была исключением. Всеобщая мобилизация — это огромный объем работы, который готовится годами. Мало того, что нужно людей призвать в сборные пункты, нужно понимать, где они будут питаться, получать оружие, обучаться, каким транспортом перемещаться и не только.

К 1914 году план всеобщей мобилизации в России был. Но примерно в 12–13 году поступило распоряжение составить план частичной мобилизации на случай войны с одной только Австро-Венгерской империей. Дело в том, что воевать с Германией мы не особенно хотели. План был запущен в работу, но к лету 1914 года был совершенно не готов.

То, что творилось в России в эти дни, было каким-то кошмаром. Сверху в течение нескольких дней поступали взаимоисключающие распоряжения: проводить мобилизацию по всеобщему сценарию, по частичному, который еще не был отработан, отменить мобилизацию. Сумятица была, бардак.

— Как властям удавалось донести до населения необходимость мобилизации?

— В Петербурге о начале войны объявил лично Николай II — он выступил с балкона Зимнего дворца. По самым смелым подсчетам царя слушала гигантская толпа чуть ли не до миллиона человек, которые скопились на всех прилегающих улицах.

На местах манифест об объявлении войны зачитывали самые информированные люди — батюшки.

— Как люди отнеслись к началу войны? Они были мотивированы идти воевать?

— Новость встретили с восторгом. Люди стояли с портретами императора, с иконами. Патриотический подъем и даже своего рода патриотический угар был очень сильным. В частности, в Питере, который из патриотических соображений переименовали в Петроград, толпа разгромила германское посольство.

Этот патриотический угар присутствовал все первые месяцы войны и начал серьезно затухать только к концу 1914 года, когда стало понятно, что война — это всерьез и надолго. Ту же самую проблему пережили практически все участники Первой мировой войны.

Из всех политических сил России только одна не выступила в поддержку собственного правительства — это была партия большевиков. В городке Циммервальд Ленин провозгласил превращение войны империалистической в войну гражданскую и начал путь к революции.

— Как проходила мобилизация в Великую Отечественную войну?

— То, что мы будем воевать с немцами, было понятно еще с 1939 года.

До сих пор одним из самых трагических моментов кануна войны являются БУСы — большие учебные сборы. Они мало чем отличаются от современных военных сборов, когда людей с военными специальностями на условный месяц куда-нибудь направляют и они там живут в лагерях, считается, что проходят повышение квалификации и военную подготовку.

В мае 1941 года на БУСы было отправлено свыше полумиллиона человек. А 21 июня 1941 года, как только объявили войну, все эти люди автоматически были зачислены в части Красной армии. Военкоматами они не призывались и проходили по совершенно другой статье. А с учетом того, что огромный процент этих людей погиб тогда же — летом-осенью 1941 года, судьба многих из них до сих пор неизвестна.

Также в преддверии войны проводилась крупномасштабная военная реформа, резко была увеличена численности Красной армии. К лету 1941 года в военкоматах находились папки, в которых четко было расписано, кого надо призвать в первый же день мобилизации, какую воинскую команду они составят, где получат питание, снаряжение и так далее.

Огромная масса мальчишек и девчонок в то время твердо были уверены, что Советский союз — лучшая страна на земле и что воевать они будут малой кровью на чужой территории, а пролетарии всех стран обязательно объединятся. Они верили, что Красную армию будут встречать как освободительницу. И поэтому в военкоматах выстраиваются очереди из добровольцев. Прибегают 16-летние пацаны и говорят: «Возьмите меня в армию, мне уже 18, мне уже можно».

И только в июле 1941 года после первых страшных поражений у границы, после падения Минска, после Белостокского котла, когда высшее советское военное руководство понимает, что война развивается по наихудшему сценарию, что мы отступаем по всем фронтам и ситуация катастрофическая, начинается усиленная мобилизация. Насколько я помню, за лето — начало осени было отправлено служить несколько миллионов человек.

— Как люди воспринимали тех, с кем им приходилось воевать?

— Перестройка людей на фронте происходила постепенно. Случаи, когда красноармеец вставал из окопа и кричал: «Эй, товарищи, рабочие, крестьяне, зачем вы пришли против нас воевать?», — вероятно, были. Документально я не встречал, но определенные упоминания о таком есть. Как правило, вслед следовали выстрелы с немецкой стороны.

Самый тяжелый, кризисный период в 1941 году — это сентябрь-октябрь, когда произошла Вяземская катастрофа, когда погибали западные резервные фронты, а дорога на Москву перед немцем, казалось бы, была открыта. В Москве паника, массовые эвакуации, бегство из столицы. Только жесточайшие меры по наведению порядка позволили взять ситуацию под контроль.

В этот момент многим красноармейцам немец кажется каким-то чудовищем, которое не остановить: «Где бы мы не остановились, где бы не окопались, он всё равно обходит, наносит удары, бомбит с самолетов».

Ситуация в головах в массовом порядке начала меняться только после контрнаступления под Москвой, когда впервые начали освобождать серьезные территории: враг из непобедимого превратился в победимого.

Но, с другой стороны, красноармеец, продвигаясь вперед, видел, что немцы натворили на оккупированной территории. Допустим, в воскресенье эту деревню заняли немцы — через неделю ее освободили наши. И красноармеец видит расстрелянных, повешенных, рыдающих уцелевших. И чувство ненависти начинает превалировать.

И причем нам эту ненависть потом пришлось купировать. В 1944 году, когда Красная армия выходит к границам Германии, речь идет уже о том, что «гитлеры» приходят и уходят, а немецкий народ остается. Приходится пресекать акты личной мести со стороны красноармейцев. Были люди, которые потеряли всю семью, и они шли с четкой целью — отомстить за гибель родных и близких. Есть сотни эпизодов, когда в 1945 году красноармейцев отдавали под трибунал за насилие над местным населением.

— Как работала советская пропаганда?

Советская пропаганда с самого начала — еще с лета 41 года — выработала всемогущую максиму: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами». Это емкое выражение бьет по всем болевым точкам, и его не меняли до конца войны, ведь до конца войны оно не теряло актуальности.

Со временем на советских плакатах начали изображать Гитлера и прочих немцев в карикатурном стиле. Да, это жестокий убийца, насильник и так далее, но всё же не надо бояться, ведь он победим.

А если посмотреть германские плакаты, то как были у них изначально изображены страшные жиды большевистские, калмыцкие орды, раскосые красноармейцы, крючконосые политруки-евреи, так они и не смогли отойти от этого канона. В конце концов немцы своих солдат ни столько подбодрили, сколько напугали. Было много случаев, когда наши заходят в какой-нибудь немецкий населенный пункт (мирно — боя не было) и обнаруживают немецкое гражданское население, которое покончило жизнь самоубийством.

— Как показывает история, пропаганда способна создать в сознании человека картину, отличающуюся от реальности?

— Да, если человек не имеет контакта с реальностью. Допустим, мне будут рассказывать что-нибудь о ситуации в Гватемале. Я в Гватемале не был, не планирую, и информация поступает ко мне только через средства массовой информации, через интернет. В конце концов у меня, разумеется, в голове сложится тот образ, который мне нарисуют.

— Чем отличается от двух предыдущих нынешняя частичная мобилизация?

— Истину узнает уже, быть может, уже и не наше поколение — когда будут рассекречены документы.

Вот вроде сейчас частичная мобилизация и в 1914 году — тоже частичная мобилизация, но сценарий всё равно разный. Тогда — частичная мобилизация по географическому принципу: «Мы будем воевать только против Австро-Венгрии, поэтому преимущественно мобилизация будет проводиться только на территориях, откуда удобно отправлять призывников как раз на этот участок». Сейчас частичная мобилизация проводится по всей стране.

Кроме того, нынешняя мобилизация, разумеется, не так тщательно подготовлена, как предыдущие две. Но там можно понять — там к большому конфликту с конкретным противником готовились годами. Тут это в определенной степени импровизация. Предполагаю, что еще в феврале-марте подобный сценарий рассматривался как маловероятный.