«Не будьте эгоистами даже после смерти, завещайте органы»: крик души патологоанатома

Андрей (имя изменено. — Прим. ред.) — патологоанатом. И никогда он не мечтал о том, чтобы стать врачом для живых людей. Он говорит, что ему реально «интересен богатый внутренний мир человека», и настаивает, что нужно завещать органы на трансплантацию после смерти. Почитайте его колонку.

— Ни один патологоанатом никогда вам не скажет, что Бога нет. Мы привыкли очень осторожно относиться к своим заявлениям, перепроверять их многократно, искать подтверждения в научной литературе. Поэтому все мои коллеги либо агностики, либо верующие люди. Во что они верят и как это соотносится с религией — другой вопрос. Лично я — верующий человек и выражение «с Богом!» регулярно употребляю, и крещусь, конечно.

Самый странный стереотип о патологоанатомах — это пол и возраст. Мужик средних лет? С сигаретой, усталым взглядом и в мятом грязном халате. Люди, не позорьтесь! Не выставляйте себя такими идиотами. Универсальный портрет патанатома по России в общем таков: девушка лет тридцати, ухоженная, с аккуратным маникюром, красивыми бровями. Умница и отличница. Пытливая и интересующаяся.

Скорее всего — социофоб или просто интроверт. Это обязательное условие — отсутствие необходимости и желания общаться с живыми людьми. За целый день я могу произнести лишь несколько фраз и не увидеть ни одного живого человека — это огромный плюс моей работы. Никогда, слышите, никогда я бы не стал работать терапевтом, гинекологом, диетологом, хирургом или любым другим врачом, к которому нескончаемым потоком идут больные. Ухоженные и не очень, образованные и совсем нет, адекватные и не всегда. Такого потока неструктурированной информации мой мозг просто не выдержит.

Зарплата патологоанатома в среднем составляет 45 тысяч рублей, и это для нашего города (Андрей работает в Екатеринбурге. — Прим. ред.) вполне адекватная цифра. Хватает ли на жизнь? Нет, не хватает. Но ничего другого я в этой жизни не умею. Брать халтуру на дом тоже не получится. А в частных клиниках, где платят больше, такие специалисты не слишком нужны.

Знаете, какая самая частая мысль возникает у меня при вскрытии? «Эх, эту бы печень — да на пересадку». Объясните мне, почему так мало людей завещают свои органы после смерти на донорство? Зачем вы боретесь за целостность своей физической оболочки после смерти, если можно спасти чью-то жизнь? Если бы Юрий Дудь задал мне вопрос: «Что вы скажете Путину, окажись вы с ним рядом?», я бы не раздумывал ни секунды. «Владимир Владимирович, нам нужен законопроект, по которому все погибшие или их родственники могут — да что там могут, — должны завещать свои здоровые органы живым».

Буквально несколько месяцев назад у меня была ситуация: дочка знакомых стояла в очереди на пересадку сердца. Молодая девушка, красавица. А на столе у меня лежало тело другой девушки, которая умерла в результате автокатастрофы. Идеальное сердце — молодое, здоровое. Вот он, пазл, сошелся, я прямо нутром понимал, что это сердце может жить дальше, должно жить. Но его уже мертвая хозяйка об этом не думала, поэтому сердце осталось при ней. И дочь моих знакомых тоже вскоре умерла. Завещайте свои органы на пересадку, заклинаю вас. Не факт, что возьмут, не факт, что получится, — там слишком много деталей и нюансов. Но если вы спасете кому-то жизнь после своей смерти, то считайте, что топтали эту землю не зря. Не будьте эгоистами даже после смерти.

Неприятно смотреть на людей с лишним весом. Может быть, это моя личная особенность, но когда на столе лежит женщина весом 100 килограммов, ты чертыхаешься и думаешь: какого хрена ты столько ела? Ты сама! Своими руками! Своей безответственностью! Своей зависимостью! Привела себя на стол к патанатому. Ты бы видела, какая у тебя изысканная кость, какие прекрасные легкие и какой пропорциональный скелет. Но, прямо как в анекдоте, ты этого никогда не увидишь под слоем жира. И это другим можно рассказывать, что у тебя гормоны, болезни, эндокринка и что угодно. А я и так всё вижу, что в подавляющем большинстве случаев это никакие не гормоны, а элементарная распущенность и безответственность. Есть что попало и сколько попало — наша национальная черта, которой нельзя гордиться.

Умоляю, не спрашивайте про бутерброды с колбасой на рабочем месте. Не унижайте ни себя, ни меня подобным бредом. Мы едим в специально отведенной комнате. Обедаем так же, как и все, борщом или салатом цезарь.

Пока вы сами не взяли стеклышко и не отнесли свой материал в онкоцентр, например, вы никогда не задумаетесь о том, что патологоанатомы работают для живых. Только 15 процентов своего рабочего времени мы тратим на трупы. Остальное время — работа с биопсийным материалом живых и относительно здоровых людей. Подтверждаем диагноз лечащего врача или же оспариваем его, ставим новый. В этом году я уже посмотрел около 400 биопсий, а за год их наберется несколько тысяч. И именно это — основная моя работа.