Роман Пономаренко. Жизнь после катастрофы

«Это катастрофа!» Она сидит передо мной. Смотрит в пустоту, обхватила голову руками, губы машинально повторяют: "Катастрофа, катастрофа, катастрофа..." Ее уволили с работы. Нет, не обрубили кислород – увольнение было «по-белому»: с выплатой выходного пособия, хорошими рекомендациями, и вроде с коллективом расстались по-доброму. Да, у нее есть некоторые накопления. Да, у нее вполне востребованная профессия. Нет, она все это не слышит. Ее первый раз в жизни уволили с работы. Она никогда не попадала в такую ситуацию. Ей страшно. У нее – катастрофа.

Я помню этот взгляд. Такой же взгляд был у моего папы, когда я, одиннадцатилетний пацан, открыл глаза в реанимации после операции. Он смотрел на меня – и не на меня. В его взгляде было столько боли, что глаза казались пустыми: потому что мозг отказывался понимать, что бывает настолько тяжело.

- Пап, все будет хорошо, - сказал я ему.

Но мой папа – хирург. Он понимал, что – нет. Не все будет хорошо.

Казалось бы, что может быть хорошего в том, что твой одиннадцатилетний сын больше не сможет ходить? Что может быть хорошего в том, что в 11 лет твоя жизнь изменилась настолько, насколько ты не ожидал, не представлял и уж точно не хотел?

Травма, которая из всех возможных средств передвижения оставляет тебе только два: машину и инвалидную коляску – это катастрофа?

Да. Это катастрофа.

А после нее ты начинаешь жить. Сначала думаешь: "А как? Как, вообще, жить-то после такого?" Но наступает утро – и ты открываешь глаза. И чувствуешь, что тебе страшно хочется есть. И чешется нос. И свербит любопытство: ты вчера не дочитал «Трех мушкетеров», а что ж там с подвесками-то? Доставили королеве подвески?

И раз уж ты все равно живешь, то надо как-то получать от этого удовольствие.

Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие – пять классических стадий принятия неизбежного. Их проходит каждый. Невозможно, услышав: «Вы уволены», - воскликнуть: «Ух ты! Как здорово!» (то есть возможно, конечно, но только в случае, когда сам написал заявление на увольнение). Никто не ликует: «Ура, я так этого ждал!», - узнав, что обокрали его квартиру. Никто не захлопает в ладоши: «Да, это то, что надо!» - поняв, что он больше не сможет ходить.

Но через какое-то время и уволенный, и обворованный, и получивший к дефиниции «человек» приставку «с инвалидностью» обнаруживают, что им – хорошо. Что они опять счастливые. Не сиюминутно счастливые (попробуйте долго-долго голодать, а потом откусить кусочек любимого лакомства – вы мгновенно почувствуете прилив радости), а перманентно. Что катастрофа прошла, оставила свой след, а уровень счастья – на прежнем уровне. Это в худшем случае. В лучшем – счастья стало больше.

Почему?

После катастрофы мы острее чувствуем жизнь. Мы замечаем мельчайшие проявления счастья – те, что не замечали раньше.

После катастрофы мы по-другому видим мир. Наш угол зрения поменялся – и мы обнаружили вещи, которые были скрыты от нашего взора раньше.

После катастрофы мы получаем новые возможности.

Да, катастрофа напалмом выжигает все, что росло на нашем поле. Но много ли ценного там росло-то? Может, мы давно хотели открыть свое дело? Или уйти из экономистов в кондитеры? Или выкинуть из квартиры весь хлам и обставить ее минималистичной мебелью?

Или… вспоминаю свою ситуацию и понимаю, что никогда в жизни я не хотел НЕ ходить. Но даже моя катастрофа принесла мне бонусы. Преодолевать себя. Добиваться цели. Брать ответственность за свою жизнь. Водить машину – всему этому я научился после травмы.

Я понял, что всегда буду в центре внимания – потому что слишком отличаюсь от обычных прохожих на улице. И что я могу трансформировать это внимание в пользу – для того самого общества, которое так пристально на меня смотрит. Что я могу научить его быть добрее и человечнее. Научить, как себя вести с людьми, которые чуть отличаются от остальных.

- Ну какая это катастрофа? – говорю я ей. – Ты найдешь работу. А пока будешь искать, удивишься тому, как много у тебя друзей, готовых помочь и поддержать. И сможешь высыпаться по утрам.

Она медленно поворачивает ко мне голову и фокусирует взгляд.

- А если я не хочу опять в бухгалтеры?

- Да иди хоть в кинологи! – говорю ей. – Сегодня-то как можно!

Катастрофа – это время, когда вам можно всё.

Роман Пономаренко, руководитель НРООИ «Ковчег»